Диана Гэблдон. Дыхание снега и пепла, т.2

- Ты хотел, чтобы я пошла с тобой, - напомнила она ему не жестко, но твердо.

- Да, - он вздохнул и взглянул вниз на клубни ямса, которые он закапывал в пепел.

Она продолжала заниматься каштанами, дожидаясь, пока он решится. Громкие чавкающие звуки и серо-голубые перышки долетали от куста, под которым устроился Ролло.

- Тебе что-нибудь снилось этой ночью? – внезапно спросил он, все еще не поднимая глаз.

Ей хотелось бы, чтобы он принес что-то заменяющее кофе, но и так она чувствовала себя достаточно бодрой.

- Да, - сказала она, - я много чего вижу во сне.

- Я знаю. Роджер Мак говорил, что ты иногда их записываешь.

- Да? – это была встряска сильнее, чем от чашки кофе. Она никогда не прятала дневник с записью своих снов от Роджера, но они никогда их не обсуждали. Как много он прочитал?

- Он ничего не рассказывал мне о них, - поспешил успокоить ее Иэн. – Только то, что ты их иногда записываешь. Я подумал, может быть, они важны.

- Только для меня, - сказала она. – Почему …?

- Ну, видишь ли … кахиен-кехака придают большое значение снам. Даже больше, чем горцы, - он взглянул на нее с короткой улыбкой, потом снова уставился на клубни. – И что же ты видела во сне этой ночью?

- Птиц, - ответила она, пытаясь вспомнить. – Много птиц.

Не удивительно, подумала она, учитывая, что с самого рассвета лес вокруг них звенел от птичьих голосов.

- Да? – Иэн, кажется, заинтересовался. – Они были живые?

- Да, - удивилась она. – А что?

Он кивнул и стал помогать ей с каштанами.

- Это хороший сон, если птицы живые и особенно, если они поют. Мертвые птицы во сне к плохому.

- Они точно были живыми и пели, - заверила она его и взглянула вверх, где на ветку уселась какая-то птица с ярко-желтой грудкой и черными крыльями. Птичка с интересом наблюдала за приготовлением завтрака.

- Они разговаривали с тобой?

Она уставилась на него, но он был серьезен.

- Нет. Они … - она внезапно вспомнила. – Они строили гнездо из туалетной бумаги. Я часто вижу во сне туалетную бумагу. Это такая тонкая мягкая бумага, которой вытирают … э-э … после того … - начала объяснять она, видя его непонимание.

- Вы вытираете задницу бумагой? – он в ужасе уставился на нее. – Иисус, Брианна!

- Ну, - она потерла рукой под носом, стараясь не рассмеяться от выражения его лица. Он должно быть в ужасе. В колонии бумага не производилась, и вся она, кроме изготовленной вручную, как например, делала Брианана, завозилась из Англии. Бумага представляла большую ценность; ее отец, который часто писал своей сестре в Шотландию, писал письмо обычным образом, но затем переворачивал бумагу и писал дополнительные строки перпендикулярно, чтобы сэкономить место. Не удивительно, что Иэн был шокирован!

- Она там очень дешевая, - успокоила она его. – Правда.

- Не такая дешевая, как початок кукурузы, я уверен, - сказала он, сузив глаза.

- Поверишь или нет, но там у большинства людей нет под рукой початка кукурузы, - сказала она, забавляясь. – И я скажу тебе, Иэн, что туалетная бумага гораздо лучше засохшего початка.

- Лучше, - пробормотал он, все еще потрясенный до глубины души. – Лучше. Иисус и Святая дева!

- Ты спрашивал о снах, - напомнила она. – Что ты видел этой ночью?

- А … нет, - он с некоторым трудом переключился с мысли о туалетной бумаге. – По крайней мере, я ничего не помню.

Глядя на его запавшие щеки, она внезапно подумала, что его бессонница могла быть связана с его боязнью что-то увидеть во сне.

Вот прямо сейчас он боялся, что она продолжит настаивать. Не встречаясь с ней глазами, он подхватил пустой кувшин из-под пива и прищелкнул языком, призывая Ролло следовать за собой.

Она надрезала последний каштан и закопала их в пепел рядом с ямсом к тому времени, когда он пришел.

- Как раз вовремя, - крикнула она, увидев его. – Ямс уже готов.

- Ага, - ответил он с улыбкой. – Посмотри, что я нашел.

Это был кусок сот, украденный у древесных пчел. Густой мед медленно стекал на горячий ямс, падая на клубни великолепными каплями золотистой сладости. Завершенный жаренными очищенными каштанами и холодной водой из ручья, завтрак показался ей самым лучшим с тех пор, как она оставила свое собственное время.

Она так и сказала Иэну, на что он насмешливо приподнял свои кустистые брови.

- Да? И что ты ела лучше этого?

- Ну … может быть, шоколадные пончики. Или горячий шоколад с кусочками зефира в нем. О, я так скучаю по шоколаду.

- Фу! Я пробовал его, - он прищурил глаза и поджал губы, демонстрируя отвращение. – Горькое ужасное пойло. Хотя в Эдинбурге за маленькую чашечку шоколада платили большие деньги.

Она рассмеялась.

- У нас в него клали сахар, - успокоила она его. – Он сладкий.

- Сахар в шоколад? Это самая извращенная вещь, о которой я слышал. Даже хуже, чем бумага для подтирания задницы.

Она увидела в его глазах поддразнивающий огонек и просто фыркнула, слизывая последние кусочки желтой мякоти с почерневшей шкурки ямса.

- Когда-нибудь я сделаю шоколад, Иэн, - сказала она, отбросила шкурку и облизала пальцы. – Я положу в него сахар и дам тебе попробовать. Посмотрим, что ты скажешь тогда!