Дианова гора

…Утром я проснулся и долго оглядывал свою комнату. Приятно горели подпалённые солнцем плечи, чуть резало уставшие от снега глаза. Как сон, как сказку вспоминал я вчерашний день: дом на берегу озера, синие тени, зайцы, купание в безлюдном заснеженном лесу… Было ли это? Но на подоконнике Пихлач! И рюкзак в углу. Есть ещё одно свидетельство — ободранный мой нос. Как он? Я поглядел в зеркальце и увидел, что ссадина затянулась, остался совсем небольшой следок. День чудес преподнёс ещё одно чудо!

«Было! — решил я, окончательно проснувшись, — Всё это было. И есть. Стоит лишь сесть на автобус и поехать. Но, говорят, одна и та же сказка дважды не приходит…»

ПЕПЛОПАД

Странную я получил посылку. Маминой рукой на ней было написано: «Осторожно! Стекло!»

Что за стекло? Зачем оно мне здесь, на Камчатке?

Я осторожно раскрывал бесчисленные обёртки, но пока ничего стеклянного не находил.

Когда-то уже было так: друзья прислали мне бандероль, в которой среди вороха упаковок я обнаружил одно-единственное пёрышко рондо и записку: «Пиши нам письма…».

Но мама-то так шутить не будет!

Наконец я извлёк завёрнутую в вату деревянную резную доску с металлическим ушком-вешалкой. Но стекло тоже было. Оно закрывало круглый циферблат с делениями и словами: «буря», «дождь», «ясно», «сушь».

В посылке оказался барометр. Давний знакомый! Я помнил его с детства.

Он висел в прохладном тихом кабинете моего дедушки. Барометр был очень стар. Даже слово «переменно» было написано через «ять»: «переменно». А ведь эту непонятно для чего существовавшую букву отменили сразу после Октября.

Но, несмотря на возраст и букву «ять», барометр был чуток и верен. Я помню, дед не раз похваливал его.

Для барометра наступила трудная жизнь. Погода на Камчатке меняется быстро и неожиданно. Вдруг наползут от океана, скрывая сопки, сивые тучи, вырвется, как из распахнутых ворот, сумасшедший ветер и завьются белые вихри. А ведь только что было солнце!

Но уляжется снеговой заряд, и снова засверкает под его лучами молодой нежный снег. Даже с крыш капель…

Старик-барометр изо всех сил старался поспеть за капризами камчатской погоды. Его стрелка металась из стороны в сторону, заскакивая то за «великую сушь», то за «великий дождь». Я относился к нему как к живому существу. У него было красивое заграничное название: «анероид». От стука пальцем по стеклу анероид вздрагивал своим нервным нутром, кивал синей стрелкой на «великий дождь» и словно бы говорил: «Я знаю, завтра выходной, и ты собираешься на рыбалку. Но и ты знай, что погода будет из рук вон мерзкая, и я, конечно, тут ни при чём…»

Но в то памятное воскресенье, о котором теперь пойдёт речь, ничто не предвещало ненастья. Сияло солнце. На подоконнике под его лучами охорашивались и гурковали голуби. Барометр устойчиво держал стрелку там, где было написано: «х. погода». Зимой это, возможно, могло говорить о «холодной погоде», но сейчас стояло лето, конец июля, и «х. погода», конечно же, означало только одно: погода и дальше ожидалась хорошей. По крайней мере на ближайшие пару часов. И я стал быстро собираться на прогулку к океану. А чтобы было веселее идти туда четыре километра, я решил пригласить Воздухова. Человек с такой фамилией, звучавшей, как глубокий вздох, жил в соседнем доме. Я познакомился с ним недавно в магазине. У него оказалась редкая специальность: вулканолог. Специалист по вулканам. Мне ещё не приходилось видеть ни одного вулканолога. И хотя в магазине Воздухов более всего интересовался обычными вещами, вроде макарон и томатных консервов, я подумал, что интересно бы с ним познакомиться поближе.

— Если бы я не был вулканологом, — сказал Воздухов, — я стал бы океанологом. Жутко интересно! С удовольствием составлю компанию. Надо только аппарат зарядить — поснимаю морских ежей и звёзд.

Мы уговорились встретиться на углу.

Но что-то изменилось на улице, пока я был у соседа. На небо наползала какая-то хмарь. Солнце тускнело на глазах. Стояла тишина. Только фырчал возле магазина грузовик да веселилась радиола, по-воскресному выставленная где-то на окно. Может, мой старикан-барометр испортился? Или просто наврал? Его стрелка упорно стояла на том же месте.

А туча сгущалась. Солнце едва проглядывало сквозь неё. Оно приобрело странный зеленоватый цвет. Как недозрелый лимон. Люди останавливались и поглядывали вверх. И тут я заметил, как в небе замелькали снежинки. Да что такое? Тепло, тихо — откуда этот снег? А он уже повалил, как из мешка. В полной тишине он ровно покрывал землю, крыши, плечи и головы прохожих! Необыкновенным был этот снег! Он был серым. И не таял. Он лежал на ресницах и волосах людей, вился за их ногами, клубился облачком, когда взлетали голуби. Лёгкие снежинки-чешуйки щекотали мне уши и щёки, забивались в ноздри. Я растёр их пальцами. Чешуйки не пачкались и ничем не пахли. Да что же это такое?

Взбивая прах, промчался зелёный газик. В нём сидел вулканолог Воздухов.

— Пеплопад! — крикнул он мне на ходу. — Срочно еду! Наверное, Авача рванула!