Дианова гора

Последний гусь принёс на хвосте зиму. В воздухе замелькали снежинки. Лёгкие, сухие, они долго носились по ветру и не хотели ложиться на землю. Вскоре целые рои белых мух закружились в небе. Снеговые заряды шли из-за Онеги волнами. Возле крыльца выросла первая косица сыпучего снега.

Пришло время думать об отъезде. Мне жаль было расставаться с Дианом и Ксантипой. Я привык к ним и решил взять их с собой. И я принялся мастерить клетку для Ксантипы и лукошко для Диана.

ГАННИБАЛ

Мне остаётся рассказать, как началась городская жизнь у Диана и Ксантипы. Дома коту было предоставлено старое кресло, а курице — просторный балкон.

— Скучновато ей одной сидеть на балконе, — покачал головой Юра. Мой друг приехал на машине узнать, как я провёл отпуск. — Городские бездельники-голуби — это не компания для такой мудрой курицы.

— Да вот, собираюсь съездить на Птичий рынок, купить ей петуха, — сказал я.

— Не понимаю, что значит «купить ей петуха»? — пожал плечами Юра. — Кто будет сидеть с петухом на балконе, ты или Ксантипа? Забирай курицу и едем на Птичий. Пусть сама себе выберет.

Мы показывали Ксантипе всех петухов в птичьем ряду и старались определить, который из них ей больше нравится.

— Нет, — морщился Юра. — Всё не то. Отворачивается. Просто нос воротит. Одичала, что ли, на горе?

В который раз мы проходили куриным рядом. Хозяйки покупали живой товар и уносила его, держа за связанные ноги вниз головой. Ксантипа возмущённо кокала.

— Вообще-то я её понимаю, — останавливался Юра перед белыми тощими петушками. — Разве ж это петухи? Марафонцы какие-то, а не петухи. К тому же, в этих леггорнах слишком уж сквозит их инкубаторское происхождение.

Наконец мы нашли, кажется, то, что нужно. Грудастый чёрный петух потряхивал бородой и поглядывал на нас дерзким оранжевым глазом. Это был обыкновенный деревенский кочет, родившийся под наседкой и выросший на задворках. Его продавала бабка в пуховой шали и модном плаще. Из бабкиной пазухи испуганно таращилась остромордая кошчонка. Я показал кочета Ксантипе. Судя по всему, кочет ей понравился. Он, наверное, был похож на тех, что горланили когда-то на Диановой горе.

— Поёт? — спросил я.

— Что ты! — замахала руками бабка. — На всю Москву слыхать. Ансамбль, а не петух.

— А шпоры-то! — изумился Юра. — Он у вас не кавалерист, случаем?

— Бедовый! — подтвердила бабка. — Сейчас бы подрался, да не с кем.

— Что ж продаёте такого молодца?

— Так ведь, батюшка, ломают нас. В башню переселяют. На шестнадцатый этаж — куда ж его? Балкона и того нету. Вот и Маруську тоже. Может, и её возьмёте? Такая умная кошечка, прямо…

— Нет, — отказался я. — Заберите её в башню. Кошкам балкон не обязателен.

А петуха мы купили. Он важно стоял, выпятив воронёную грудь, и смотрел, как Ксантипа, выкидывая искалеченную куницей ногу, маршировала перед ним по балкону.

— Генеральский смотр! — засмеялся Юра.

— Ну, нет, — возразил я. — У нас в подъезде живёт отставной генерал. Это скромный человек в вязаной шапочке, совсем не бравого вида. Летом он сидит по вечерам на лавочке, читает лифтёршам газеты. Только раз в году, Девятого мая, он надевает форму с орденами и уходит на Праздник Победы. А этот, смотри — фельдмаршал, не меньше!

— Ну, тогда Ганнибал! — вспомнил Юра. — Самый знаменитый полководец древности. Гроза римлян. Звучит-то как: Ган-ни-бал!

Так петух стал Ганнибалом. Он принялся исправно отбивать зорю и воевать с нагловатыми голубями, воровавшими корм в курином корытце.

Кот Диан тоже привык к городу. Целыми днями он спит в старом кресле перед телевизором, а по вечерам отправляется гулять. Он сидит во дворе на пустой спортплощадке в окружении кошек и, вероятно, хвастается победами над куницей.

НА БОБРОВОЙ РЕКЕ

РЕКА ДЕТСТВА

В детстве я жил неподалёку от реки по названию Битюг. Недалеко, но и не очень близко: десять километров. Каждый день не находишься. Но что делать, ближе речек не было.

Отец возвращался весной из поездок по району, рассказывал:

— На Битюге лёд посинел и вздулся, по краям лужи, вот-вот тронется…

Лесники приезжали с дальних кордонов:

— Широко разлился Битюг, высоко вода стоит…

Рыбаки приносили свежую рыбу.

— Откуда рыбка? — спрашивала мать, любуясь блестящей чешуёй.

— Известно, с Битюга, — отвечали краснощёкие обветренные рыбаки. — Откуда же ей ещё быть?

На Битюге, говорили, водились бобры.

На старицах и ближних к Битюгу болотах гнездились журавли, была уйма диких уток.

Битюг, на Битюге, по Битюгу… То и дело упоминалась в разговорах наша речка, не очень далёкая и не очень доступная.

Собравшись компанией мальчишек, мы иногда ходили на Битюг купаться. Дорога шла сосновым бором. После его смолистого сухого зноя было особенно приятно окунуться в прозрачную свежую воду. Мы загорали и паслись в ежевичнике, густо опутавшем берег. А Битюг тёк да тёк себе мимо мыска, где валялись мы на горячем белом песке.

И никто из нас не знал, откуда берётся речка и куда она течёт дальше.

ДАВНЯЯ МЕЧТА