Дьявол против кардинала

Ришелье с гордостью продемонстрировал ему почти законченную плотину и баррикаду из затопленных кораблей, связанных канатами. На насыпи разместились одиннадцать фортов и восемнадцать редутов, а на пушках кардинал приказал выгравировать надпись: «Ultima ratio regis» — последний довод королей.

И все же ларошельцы не сдавались. В марте они выбрали своим мэром и главнокомандующим Жана Гитона — бывалого моряка, адмирала ларошельского флота. Он долго не хотел принимать эту должность, но потом уступил. Собрав городскую знать в Ратуше, он показал всем длинный и острый кинжал и заявил, что пронзит им любого, кто заговорит о сдаче, и велел убить им себя самого, если он хотя бы заикнется о капитуляции. Агенты отца Жозефа устроили несколько покушений на Гитона, но ему удалось избежать их всех. Попытка Луи де Марильяка проникнуть в город через сточные канавы также окончилась неудачей.

В мае к Ла-Рошели подошла английская флотилия из пятидесяти трех кораблей под командованием лорда Денбига. Развернувшись бортами к дамбе, они попытались разрушить ее из пушек. Но французские батареи вели ответный огонь.

Прибытие англичан возродило надежды осажденных и наполнило тревогой сердца осаждавших. Пока Людовик лично руководил пушкарями, обучая их более точной стрельбе, Ришелье тайком подослал к Денбигу своих агентов, предложив золото в обмен на невмешательство. Неизвестно, какой аргумент оказался более убедительным, но вместе они возымели свое действие: через неделю, не дав боя и не доставив провизию ларошельцам, флотилия распустила паруса и растаяла в предрассветном тумане.

Лето 1628 года выдалось очень жарким, засушливым. Возле бочек водовозов стояли длинные очереди из королевских солдат, набиравших воду прямо в шляпы. Когда ветер дул с берега, то доносил сладковатый трупный запах из осажденного города: жители Ла-Рошели умирали от голода. Уже несколько недель они питались лишь водорослями и ракушками; мать и сестра герцога де Рогана, находившиеся в городе, страдали так же, как все. Твердой походкой моряка, широко расставляя ноги, Жан Гитон каждый день выходил на улицу, чтобы поддержать дух защитников крепости. Однажды какой-то человек, от которого осталась одна тень, свалился почти ему под ноги.

— Сейчас дух испустит, — прошептал один из спутников Гитона и перекрестился.

— Вас это удивляет? — мрачно возразил мэр, глядя на умирающего. — Когда-нибудь это случится и с нами, раз нам не оказывают помощи.

— Но ведь от голода каждый день гибнет столько людей, что скоро здесь вовсе не останется жителей! — робко возразил кто-то за его спиной.

— Достаточно, чтобы остался один и держал ворота на замке, — отрезал Гитон.

Людовик неоднократно посылал к городу парламентеров с предложением сдаться, однако ворота оставались заперты. В Ла-Рошели ждали англичан.

Двадцать третьего августа герцог Бэкингем прибыл в Портсмут. Эскадра готовилась к отплытию. Герцог был немногословен и явно чем-то удручен. Обед в присутствии офицеров королевского флота прошел в полном молчании. Отодвинув тарелку, Бэкингем встал из-за стола, коротко кивнул присутствующим и собрался уходить. В этот момент от стены черной тенью отделился какой-то человек, подошел к нему сзади и хладнокровно ударил два раза кинжалом. Все оцепенели от неожиданности.

— Ах, собака, ты убил меня! — воскликнул герцог, пытаясь выхватить шпагу. Но тут у него пошла горлом кровь, и он повалился на пол.

Опомнившаяся стража схватила убийцу.

— Это француз! Это француз! — закричали в толпе.

— Я англичанин! — сильным голосом перекрыл эти выкрики черный человек. — Фелтон, лейтенант королевского флота. — Он усмехнулся, обвел взглядом всех, кто был в зале, и негромко сказал начальнику стражи: — Веди!

…Весть об убийстве герцога Бэкингема была столь невероятной, что поначалу в нее не поверил никто. «Не может быть!» — воскликнули Людовик и Ришелье, потом переглянулись и расхохотались от счастья. «Не может быть!» — прошептала Анна Австрийская, собиравшаяся на бал, и недоверчиво улыбнулась глупой шутке. «Нет-нет, этого не может быть!» — твердила она потом, рыдая в подушку. Герцогиня де Шеврез молча упала в обморок.

— Огонь! — крикнул Людовик и махнул рукой. Бомбардир поднес к затравке фитиль, и пушка ухнула, плюнув огнем.

— Ага! — восторженно закричал король, — есть!

Мачта одного из кораблей, стоявших на рейде, надломилась, как спичка, и с шумом упала в воду.

— Угол побольше, пороху не жалей! — продолжал командовать Людовик и сам полез с подъемным клином под ствол самой большой пушки, украшенной королевскими лилиями. И вовремя: два английских ядра просвистели довольно низко, так что с головы графа де Суассона, стоявшего рядом, сорвало шляпу. — Огонь!..

— Где король? — с тревогой спросил герцог Ангулемский, когда очередное ядро врезалось в бруствер, взметнув вверх фонтан из комьев земли.

— Я поставил его на самую надежную батарею, — успокоил его маршал Шомберг. — А, черт!