– Еще бы, – озлобленно проворчала старуха. – Эта ваша сестра – она уже год торгует своей задницей у черного хода этого притона, но, как я посмотрю, вы, шериф, и пальцем о палец не ударите. Сколько она семей разрушила – уже и не сосчитать. Как я говорила мистеру Мэтьюсу ровно сегодня утром, удивительно, что вас вообще выбрали, с такой-то семейкой.
– Вы, собственно, кто? – спросил Бодекер, подавшись в кресле вперед.
– Ха! – сказала женщина. – Я на вашу удочку не попадусь. Знаю, как работает закон в округе Росс.
– Нормально мы работаем, – сказал Бодекер.
– Мистер Мэтьюс с вами не согласен, – и на этом разговор был окончен.
Грохнув трубкой, Бодекер рывком вскочил. Бросил взгляд на часы и схватил ключи с картотеки. Дойдя до двери, остановился и вернулся к столу. Покопался в верхнем ящике, нашел открытую пачку ирисовых шариков. Сунул пригоршню в карман.
Когда Бодекер выходил на улицу, диспетчер за стойкой – молодой человек с зелеными глазами навыкате и стриженный под площадку – оторвался от пошлого журнала.
– Все в порядке, Ли?
С красным от гнева лицом шериф протопал мимо, не говоря ни слова, но у двери встал и оглянулся. Диспетчер теперь держал журнал под светом лампы, изучая какую-то голую дамочку с трусиками во рту, крепко связанную кожаными ремнями и нейлоновой веревкой.
– Уиллис, – сказал Бодекер, – чтоб я потом не слышал, как кто-нибудь пришел и застал тебя за чтением этой порнухи, ты понял? Меня и так уже пилят все, кому не лень.
– Понял, Ли. Буду осторожней, – диспетчер начал переворачивать страницу.
– Господи Иисусе, с первого раза не дошло? – заорал Бодекер. – Быстро убрал эту херню!
По дороге к «Текумсе» он сосал ириску и думал о том, что женщина по телефону сказала про блядство его сестры. Конечно, звонок мог подстроить Мэтьюс, чтобы подействовать ему на нервы, но Бодекер был вынужден признать, что не удивится, если все окажется правдой. На парковке стояла пара побитых драндулетов и индейский мотоцикл в корке засохшей грязи. Бодекер снял шляпу и значок, запер их в багажнике. В последний раз, когда Ли здесь был – в начале лета, – Бодекер облевал весь бильярдный стол «Джеком Дэниэлсом». Сэнди тогда выгнала всех пораньше и закрыла забегаловку. Он валялся на липком полу среди бычков, харчков и пролитого пива, пока она промокала зеленое сукно полотенцами. Потом поставила на сухой конец стола вентилятор и включила.
– Лерой увидит – на говно изойдет, – сказала она, уперев руки в тощие бока.
– Та пшел он нах, сукин сын, – пробормотал Бодекер.
– Да, тебе легко говорить, – ответила Сэнди, помогая ему подняться с пола на стул. – Ты-то на этого козла не работаешь.
– Да я всю вашу малину прикрою на хер, – взъярился Бодекер, бешено размахивая руками. – Богом клянусь, прикрою!
– Успокойся, братец, – сказала она. Вытерла ему лицо мягкой влажной тряпкой и заварила чашку растворимого кофе. Как только Бодекер поднес его к губам, чашка выпала из рук. Разбилась об пол.
– Господи, надо было догадаться, – охнула Сэнди. – Пошли, лучше отвезу тебя домой.
– Че у тя терь за колымага? – спросил он заплетающимся языком, когда она помогла сесть на переднее сиденье.
– Милый, это не колымага, – сказала она.
Он оглядел универсал изнутри, пытаясь собрать глаза в кучку.
– А че эт тада за хня?
– Это лимузин, – ответила Сэнди.
12
В мотеле Сэнди набрала полную ванну воды и развернула шоколадный батончик, которые носила в косметичке на те дни, когда Карл отказывался заехать куда-нибудь поесть. В пути он мог целыми днями обходиться без еды, не думая ни о чем, кроме поиска следующей модели. Пусть он сколько хочет сосет свои проклятые сигары и водит грязным ножиком по клыкам, но она не собирается спать голодной.
От горячей воды зуд между ног несколько унялся, она откинулась и закрыла глаза, то и дело откусывая «Милки Уэй». В день, когда им попался тот парень из Айовы, она съехала с большой дороги в поисках места, где можно притормозить и выспаться, как вдруг он выскочил с поля соевых бобов, а видок у него был – ну чисто пугало. Как только парень поднял большой палец, Карл хлопнул в ладоши и сказал: «Ну поехали». Автостопщик был весь в грязи, дерьме и соломе, будто спал на скотном дворе. Даже с открытыми окнами поганый запах заполнил всю машину. Сэнди знала, что в дороге трудно следить за гигиеной, но пугало было гаже всех, кого они подбирали. Положив шоколадку на край ванны, сделала глубокий вдох и ушла с головой под воду, прислушиваясь к далекому сердцебиению и пытаясь представить, как оно остановится навсегда.
Не успели они тогда толком отъехать, как парнишка начал фальцетом напевать «Калифорния моя, еду я домой», – и она поняла, что с ним Карл будет особенно жесток, потому что они оба старались вычеркнуть из памяти это чертово место. На заправке, не доезжая до Эймса, она наполнила бензобак и купила две бутылки оранжевой «отвертки», думая, что хотя бы это утихомирит паренька; но стоило ему сделать пару глотков, как он взялся подпевать радио и стало только хуже. Когда пугало прокаркало пять-шесть песен, Карл наклонился к ней и сказал: