К концу обеда согласие между мною и семейством ван Хурен упрочилось до такой степени, что трое из них решили в субботу поехать в Джермистон, чтобы посмотреть на лошадей Нериссы. Джонатан сказал, что у него есть дела поважнее.
- Это какие же? - поинтересовалась Салли.
Джонатан не ответил.
ГЛАВА 7
Пятница оказалась бедна на сенсации, а потому газеты пестрели описаниями происшествия с Катей. Прессу нечасто приглашают на такое зрелище заранее, и потому в большинстве газет оно оказалось на первой странице.
Одна из газет бессердечно предположила, что все это было задумано заранее для подогревания интереса публики, только спектакль зашел чересчур далеко. Правда, в следующем абзаце это предположение опровергалось, но как-то неубедительно.
Читая газету, я задавался вопросом, сколько людей поверят именно этому. Вспоминая лукавую улыбочку Кати, я спрашивал себя, не могла ли она действительно подстроить это сама. Вместе с Родериком.
Да нет, вряд ли она стала бы рисковать жизнью. Или она не сознавала, что рискует…
Я взял «Ранд дейли стар», посмотреть, что они сделали с информацией, переданной Родериком, и обнаружил, что Родерик написал статью сам. «Глазами очевидца событий, нашего корреспондента Родерика Ходжа». Статья была не слишком эмоциональная, если учесть, насколько близко к сердцу принял это сам Родерик. Но именно он, более чем кто-либо, подчеркивал то, что сразу пришло в голову Конраду: если бы Катя не взяла у меня микрофон, током ударило бы меня.
Интересно, насколько этого хотелось самому Родерику? Начать с того, что тогда событие было бы куда занимательнее…
Криво улыбаясь, я дочитал статью до конца. В последнем абзаце сообщалось, что Катя сейчас находится в больнице и состояние ее удовлетворительное.
Я отодвинул газеты. Принимая душ и бреясь, я успел сделать два вывода. Во-первых, в том, что я сделал, не было ничего из ряда вон выходящего и все это совсем не стоит такой шумихи. А во-вторых, теперь мне будет еще труднее объяснить Нериссе, почему вместо доказательств я привезу ей одни только догадки.
Потом я спустился вниз, к столику портье, и спросил, не могут ли они упаковать для меня завтрак и нанять лошадь - я хочу провести день в седле в какой-нибудь приятной местности. Мне ответили: «Пожалуйста!», взмахнули волшебной палочкой, и часам к одиннадцати я уже ехал по проселочной дороге под ярким солнцем в двадцати пяти милях к северу от Йоханнесбурга на вышедшей в отставку скаковой лошади, которая знавала лучшие дни. Владельцы лошади мягко настояли на том, чтобы отправить со мной своего старшего конюха - а то еще заблужусь. Впрочем, конюх почти не говорил по-английски, а я вовсе не знал африкаанс, так что он мне совсем не мешал. Джордж был невысок, хорошо ездил верхом и то и дело расплывался в улыбке.
Мы миновали перекресток, на котором стоял одинокий лоток, нагруженный ананасами и еше какими-то ярко-оранжевыми фруктами. Продавец тоже сиял лучезарной улыбкой.
- Naartjies, - сказал Джордж, указывая на лоток.
Я знаками показал, что не понимаю. Все-таки иногда полезно быть актером.
- Naartjies! - повторил Джордж, спрыгнул с коня и подошел с ним к лотку. Я уловил тот факт, что Джордж собирается что-то покупать, окликнул его и выудил из кармана пятирандовую бумажку. Джордж улыбнулся, быстро сторговался и вернулся с огромной авоськой этих naartjies, двумя спелыми ананасами и большей частью денег.
Мы спокойно поехали дальше, остановились в тенечке, съели по ананасу, разделили пополам холодного цыпленка, которого я привез из гостиницы, и запили все это яблочным соком без сахара из банок, которые дали с собой Джорджу. Naartjies оказались чем-то вроде огромных мясистых мандаринов с зелеными пятнами на кожице. На вкус они тоже были как мандарины, только лучше.
Джордж устроился закусывать в тридцати шагах от меня. Я махал ему, чтобы он подсаживался поближе, но он не послушался.
После полудня мы много ездили рысью и легким галопом по жесткой, побуревшей от засухи траве. Наконец мы перешли на шаг, чтобы дать лошадям остыть. И тут впереди показались конюшни. Мы подъехали к ним с противоположной стороны.
За прокат лошади с меня взяли десять рандов. Но этот день стоил гораздо больше. Поэтому я дал Джорджу на чай пять рандов, хотя хозяева шепнули мне, что это чересчур много. Джордж одарил меня последней ослепительной улыбкой, сунул мне авоську с naartjies, и все трое дружески помахали мне вслед. Ах, если бы вся жизнь была такой естественной, такой простой и незамысловатой…
Проехав миль пять по дороге, я подумал, что, если бы это было так, я бы, пожалуй, помер от скуки.
Конрад приехал в «Игуана-Рок» раньше меня и сидел в холле.
Увидев меня на пороге гостиницы, он критически оглядел меня с головы до ног: пыльного, потного, с naartjies в авоське.
- Где тебя носило, дорогуша?
- Верхом катался.
- Какая жалость, что при мне нет моего «Аррифлекса»! - возопил он. - Какой был бы кадр! Ты стоишь спиной к свету, похожий на цыгана… и с этими апельсинами… Нет, надо будет это вставить в следующий фильм! Такие находки не должны пропадать.