Дьявольский рай. Почти невинна

Я пыталась перенести это дух захватывающее падение как можно более сдержанно, но это было выше моих сил, и, теряя рассудок, размазывая по мысленной палитре все свои философские размышления, я воззвала ко всем, кто мог меня только услышать:

– Боже мой!!! Я умираю!!!

– Ой, – скромно сказал Альхен, облизывая палец.

Вообще-то, хочу поведать еще не онанирующему читателю, что следующим испытанием было нечто, завораживающе знакомое из сексуальной брошюры «Техника современного секса», где описание данной процедуры начинается со слов «Закиньте ноги партнерши себе на плечи». Когда это произошло (А мой Гепард сказал: «Сейчас я тебя лизну, чтобы помягче было…»), меня здорово тряхнуло.

– Одна моя знакомая сказала, что этого никогда не забудет.

– Ну что ж… посмотрим…

Потом он вроде проскользнул в меня, и, как в дурацком анекдоте, я сквозь подсолнухи с олеандрами отметила про себя, что ручки-то вот они! Крепко держат меня. И боли нет вообще.

– И все-таки ты меня трахнул, – прошептала я.

– А тебе что, не нравится?

Конец спектакля был увенчан снова той «сумасшедшей китайской штукой».

Обошлись без аншлагов – часы говорили, что прошло невозможных 240 минут, как я перепрыгнула грань недопустимого (вместе с балконными перилами).

– Я хочу, чтобы тебе это приснилось… – говорил он, глядя, как одеваюсь.

– Проводи меня лучше до «Юбилейного».

– Если ты мне только скажешь, что такое «Юбилейный».

– Жимская проходная.

– Нет. Я не хочу, чтобы нас видели вместе.

Когда мы шли по цветущей «Жемчужине», до судорог счастливые (а я еще и голодная), Альхен попросил меня познакомить его с моей сестрой. Точнее, это я сначала спросила (ожидая в свой адрес порыва сказочной лести) о его первых впечатлениях о блондинистой пуританочке. А они, эти впечатления, оказались весьма неожиданными.

– Учти, Сашка, я уже кое-чего рассказала о тебе.

Альхен притянул меня к себе и радостно поцеловал в лоб:

– Молодчинка!

– А ты почему не кончил?

– Тебя берегу.

– А мог бы и…

– Как это?

– Давай-ка я прилюдно приударю за ней, да так, что все настолько переполошатся, что начисто забудут про тебя и, с божьей помощью, у тебя появится больше свободы.

Я аж взвизгнула от радости.

– Я буду производить с ней некоторые… э-э… не совсем этические манипуляции. А твоя задача побольше льстить ей, осыпать комплиментами.

– Как это?

– Говори ей, что она сексуальна, что у нее красивое тело, красивая грудь. Это будет здоровый шок! Очень полезный, между прочим. Скажи ей, что она – как алмаз, нуждающийся в обработке…

– Да уж, обрабатывать ты умеешь… а как я ей объясню свой восторг? Нашей близостью, а? Может, ей еще рассказать про наши сегодняшние упражнения?

– Хм. Обязательно. Только чуть позже. Вот увидишь!

Я сказала, что он сумасшедший.

– Нам нужно с тобой почаще видеться.

– Тогда приезжай ко мне в Киев.

– Ну… я там был в 1987 году. К одной подруге в гости ездил и больше туда не хочу.

– Тогда ничем помочь тебе не могу.

– Это был красивый секс…

– Да?

– Ну, а какой секс может быть с такой девушкой, как ты? Красивый – это не то слово… спасибо тебе, что ты есть на свете… – Он поднес мою руку к своим губам, развернул ладошкой кверху и поцеловал между большим и указательным пальцами.

* * *

Они вернулись через тридцать минут после моего прихода. Никто ничего не заметил, хотя я так и не смогла довести себя до привычного приземленного состояния, и, сославшись на естественное женское недомогание, легла в постель около шести. На пляж мы не пошли – небо было безнадежно затянуто облаками и, к тому же, после Ялты все жутко устали. Ах, как липко отличалась их усталость от моей!

Abend Я попыталась припомнить, когда же у меня еще было такое особенное настроение. Воспоминания заплетались, змеились, все были достаточно яркими, чтобы обратить на них внимание. Но одно, особенно дорогое, ворвалось на первый план, и, в конце концов, тщательно осмотрев его, я пришла к внезапному, поистине удивительному выводу, что СЕГОДНЯ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ ИЮНЯ (а двадцать восьмого накрылось наше свидание на Капитанском Мостике два года назад). Разница в 24 часа практически ничего не значит. И эта ночь – ночь моего второго рождения. Именно два года назад на раскаленном бетоне родилось рыжее порочное существо по имени Адора. Нет, 24 часа – это ничто в могущественной руке судьбы!

Я проснулась от оглушительного (как оргазм) раската грома, и глаза тут же ослепила очередная кривая стрелка молнии. По подоконнику барабанил дождь, и в комнате была прохладная темнота. Сон меня уже не удерживал, и я села на своем диване, вознося руки, и мысли, и чувства, и все свои привязанности в бессловесной и прекрасной молитве всему тому, что только имело какое-то отношение к моему появлению на свет. Это счастье бытия, я упиваюсь своей жизнью, я люблю сейчас не себя, а именно саму жизнь, такую цветущую, такую щедрую, такую сладостно-неповторимую. Она была у меня одна, но зато она моя, и это просто долг каждого существа брать от нее по максимуму. И еще я люблю, пламенно, неудержимо, почти до слез – эту священную землю, мою Имраю, это небо, играющее сейчас триумфальную оду в мою честь.