Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Риббентроп в письме Сталину, написанном месяцем ранее с целью повторить свое приглашение Молотову, выражал надежду на то, что отношения с Советским Союзом удастся установить «на более широкой основе» путем «демаркации» взаимных интересов обеих стран⁶⁸⁷. За нейтральным тоном письма скрывалось беспокойство, которое испытывал его автор. У Берлина вызывал все большее раздражение его советский партнер: экономические отношения не привели к желаемому изобилию сырья, а Сталин продемонстрировал, что у него имеются свои виды на Европу, аннексировав территории за пределами черты, намеченной в августе 1939 года. С точки зрения Берлина, пришло время потолковать с Москвой и подвести определенные итоги.

Молотов же не чувствовал, что должен немцам хоть что-то. Разделяя господствовавшие в СССР взгляды, он явился в Берлин не как проситель или младший компаньон: напротив, он собирался вести переговоры с позиции силы. По его мнению, Советский Союз находился в очень выгодном положении. Он расширил свою территорию и улучшил свое экономическое состояние, и, пока его соперники воевали между собой на западе Европы, сам он наслаждался миром. Как отмечал поздней осенью 1940 года член Политбюро Андрей Жданов, англо-германская война предоставила СССР возможность беспрепятственно «заниматься своими делами»⁶⁸⁸. Молотов, как и многие его московские соратники, считал, что пока Германия ведет военные действия на западе, она едва ли в состоянии диктовать какие-либо правила своему восточному партнеру. Понятно было, что переговоры предстоят нелегкие.

Первая встреча прошла в здании министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе⁶⁸⁹. Там Риббентроп и Молотов, а также их переводчики и заместитель Молотова Владимир Деканозов уселись за небольшой круглый стол и начали переговоры. Риббентроп из кожи вон лез, стараясь угодить гостям: по утверждению Шмидта, он вдруг сделался таким улыбчивым и предупредительным, что его постоянные политические партнеры, наверное, «в изумлении вытаращили бы на него глаза». Молотов же сохранял свою всегдашнюю непрошибаемость. Он давно слыл очень жестким переговорщиком, для которого просто не существовало таких понятий, как доброжелательность или вежливость. Не размениваясь на лишние слова, он почти всегда держал «морду кирпичом»⁶⁹⁰. Недаром за ним закрепилось прозвище «Каменная задница».

Последовавшее обсуждение наверняка напомнило Молотову бесконечные заседания в Кремле. Риббентроп, заговорив «слишком громким голосом», пустился в разглагольствования. Как человек, никогда не устававший слушать самого себя, гитлеровский министр разразился длинным монологом о том, что уже «ни одна страна на земле не сможет отменить того факта, что Англия разбита», и остается лишь подождать, когда она сама «наконец признает свое поражение». Германия, заявил он, «чрезвычайно сильна», она столь «всецело утвердила господство над своей частью Европы», что страны Оси думают теперь уже не о том, как им победить в войне, а «о том, как поскорее покончить с войной, в которой уже есть победитель».

Поскольку Риббентроп явно полагал, что война уже практически окончена, он плавно перешел к вопросу о том, как делить добычу – территории Британской и Французской империй, которые вот-вот перестанут существовать. Вторя голосу хозяина, он заявил, что пришло время шире очертить границы «сфер влияния» между Советским Союзом, Германией, Италией и Японией. Молотова должна была заинтриговать уже эта фраза, но наверняка еще больше его озадачило продолжение. Благоразумная политика, заявил Риббентроп, будет состоять в том, чтобы каждая из этих держав осуществляла экспансию к югу, тем самым избегая возможного конфликта друг с другом. Так, Италия уже расширяет свою территорию, занимая земли к югу от Средиземного моря в Северной и Восточной Африке, Япония тоже рвется на юг – в Южно-Китайское море и западную часть Тихого океана, а Германия, разграничив сферы интересов с СССР, намерена искать себе Lebensraum[16] в Центральной Африке. А что, если Советскому Союзу, размышлял вслух Риббентроп, тоже «обратить взоры на юг» и поискать там себе «естественный выход в открытое море», который ему жизненно необходим? Тут Молотов, на секунду оторопев, прервал словоизлияние Риббентропа и поинтересовался, какое именно море тот имеет в виду. Разразившись очередной тирадой о преимуществах нацистско-советского пакта, рейхсминистр ответил, что, «в конце концов, быть может, Россия проложит себе самый успешный выход к морю, если начнет двигаться в сторону Персидского залива и Аравийского моря»⁶⁹¹. На это Молотов ничего не ответил и продолжал смотреть на Риббентропа с прежним непроницаемым выражением лица.