Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Гитлер, сидевший за столом, вначале молча смотрел на посетителей, а потом поднялся поприветствовать их и, как вспоминал Бережков, «быстрыми мелкими шагами вышел на середину комнаты. Здесь он остановился, поднял руку в фашистском салюте, как-то неестественно загнув при этом ладонь». Затем фюрер, «не произнося по-прежнему ни слова, подошел к нам вплотную, поздоровался со всеми за руку. Его холодная влажная ладонь напоминала прикосновение лягушки. Здороваясь, он как бы сверлил каждого буравчиками лихорадочно горевших зрачков»⁶⁹⁶. Как вспоминал позднее один человек из окружения фюрера, такая у Гитлера была привычка: он некоторое время молча смотрел в глаза людям, с которыми встречался впервые, проверяя таким образом их выдержку⁶⁹⁷. Судя по рассказу Бережкова, Гитлер, видимо, испытал свой любимый метод и на советских гостях. Однако Молотова это, похоже, ничуть не проняло, и позже он лишь отмечал, что Гитлер принял их «удивительно любезно и дружелюбно»⁶⁹⁸.

После того как с обычными формальностями было покончено, небольшую группу советских делегатов, к которым снова присоединились Риббентроп, Шмидт и Хильгер, усадили в кресла в одном из концов кабинета. И вновь беседа началась с монолога. Гитлер заявил, что намеревается поддерживать «мирное сотрудничество» между Советским Союзом и Германией, и подчеркнул, что обе страны уже получили «существенную выгоду» от своей связи. Однако, добавил он – явно намекая на возникшие трения, – ни одна из стран не вправе ожидать, что все преимущества их взаимоотношений достанутся ей одной, и в ходе войны Германии приходилось реагировать на события и «проникать на территории, удаленные от нее и не представляющие для нее ни политического, ни экономического интереса». Поэтому уже сейчас нужно подумать о послевоенном устройстве Европы, «так чтобы хотя бы в обозримом будущем не могли вспыхнуть новые конфликты». С этой целью Гитлер коротко обрисовал позиции Германии, особо подчеркнув ее потребности в Lebensraum, в приобретении новых колоний в Центральной Африке и в некоторых видах сырья – поставки которых должны обеспечиваться «при любых обстоятельствах», – и, наконец, напомнил, что Германия ни в коем случае не допустит, чтобы неназванные «враждебные государства» создавали военные базы в «некоторых зонах»⁶⁹⁹.

Тут наконец Молотов решил, что пора как-то реагировать на этот долгий перечень туманных высказываний. Он с готовностью согласился со многим из того, о чем Гитлер говорил до сих пор, в частности с тем, что Германии и Советскому Союзу следует «держаться вместе», и поддакнул хозяину в том, что «недопустимо и несправедливо», что «какая-то Англия, какие-то острова несчастные владеют половиной мира»⁷⁰⁰. Однако ему хотелось бы большей конкретики; как вспоминал Шмидт, «он хотел расставить все точки над i»⁷⁰¹. Перехватив инициативу, Молотов вкратце перечислил те преимущества, которые обе стороны извлекли из германо-советского соглашения, а затем перешел к самому главному, ради чего и приехал. Первым делом он спросил у Гитлера, соблюдаются ли до сих пор условия пакта в отношении Финляндии? Ведь туда направлены германские войска. Не дав Гитлеру времени ответить, он сразу же задал следующий вопрос: в чем смысл Тройственного пакта? И какую роль получит в нем СССР? И как насчет советских интересов на Балканах и в Причерноморье? Советскому правительству, заявил Молотов, хотелось бы точно знать, что будет представлять собой «новый порядок», который Гитлер собирается установить в Европе, и каковы будут границы так называемой великой восточноазиатской сферы⁷⁰². По словам Шмидта, «он осыпал Гитлера градом вопросов. При мне с ним так не говорил еще ни один иностранный посетитель»⁷⁰³.

Гитлер опешил. По свидетельству Бережкова, «эти вопросы подействовали на Гитлера как холодный душ… фюреру не удалось скрыть растерянности». А вот по словам Шмидта, Гитлер был «сама кротость и любезность»: переводчик одобрительно отметил, что фюрер не стал «подскакивать и мчаться к двери», как он часто делал раньше во время трудных переговоров⁷⁰⁴. Похоже, Гитлер действительно довольно спокойно объяснил суть Тройственного пакта, подчеркнул важность сотрудничества с Советским Союзом и заверил Молотова в том, что СССР «ни в коем случае… не поставят перед свершившимся фактом». Хотя этим он ненадолго смягчил Молотова, тот все равно невозмутимо повторил свои вопросы, потребовал новых подробностей и заявил, что разные моменты необходимо «определять точнее». Тут Гитлер, похоже, решил, что с него довольно. Он поглядел на часы и закрыл заседание, «сославшись на возможность воздушного налета» и предложив перенести переговоры на следующий день⁷⁰⁵. Так уже в первый день, проведенный в столице Германии, Молотову пришлось просидеть на переговорах несколько часов, а он пока ни на йоту не приблизился к обсуждению нового соглашения с хозяевами. Скорее, обе стороны гнули каждая свою линию.