Дидро и цивилизация России

В «Записках» для Екатерины II мы находим лишь несколько прямых обращений к теме Петра I. Один из отрывков (XXXIX) называется «Речь гения Франции, обращенная к Петру I на границе»[475]. На первый взгляд может показаться, что речь в этом отрывке меньше всего идет о России. В нем перечислены основные пороки французского общества, которые не сумел разглядеть Петр, побывавший в Париже в 1717 году. На самом деле Дидро продолжал разговор о путях цивилизации России. Речь совершенно не случайно обращена к Петру I. Это он создал «новую» Россию, взяв за образец европейские страны. В трудах Вольтера и других авторов Дидро не раз читал о том, что Франция произвела на Петра благоприятное впечатление и многие ее установления послужили образцом для царя-реформатора. Красота «регулярных» парижских площадей, украшенных конными памятниками, пышность Версаля и его садов, военное и механическое искусство французов, научные достижения французских академиков, качество французских товаров, вежливость и обходительность в повседневной жизни, блеск французской аристократии произвели на царя самое благоприятное впечатление. Приглашение французских архитекторов, художников, мастеров, создание ковровой мануфактуры, указ об ассамблеях и открытие Академии наук – все эти действия в большей или меньшей мере были вызваны парижскими впечатлениями Петра[476].

При этом, как замечает Дидро, Петр разглядел лишь внешнюю сторону французской жизни. Многие ее темные стороны остались для него закрытыми. А главное, он не обратил внимания на основы французской цивилизации: жизнь крестьян, состояние финансов и законов, состояние церкви. Все это, по мнению Дидро, находилось в таком плачевном состоянии, что не заслуживало подражания. Глубинные основы цивилизации, искусство управления государством не привлекли русского царя. Это, с точки зрения Дидро, обесценивает реформы Петра, ибо даже то хорошее, что сумел позаимствовать из Европы царь, не имеет надежной основы и будет недолговечно.

В «Замечаниях на Наказ» Дидро подчеркнуто высказывался против путешествий русских молодых людей за границу в том виде, в котором они практиковались, начиная с петровского времени. Петр I был гением, но и он не сумел усмотреть главного в европейской цивилизации. А те молодые люди, которые по заведенной им традиции ездили учиться в Европу, «занесли в свое отечество много безрассудных идей тех стран, где они побывали, и ничего – из их мудрости; они привезли все пороки и не заимствовали ни одной из добродетелей»[477].

Образ Петра I как царя-законодателя едва ли привлекал Дидро. Об отношении философа к законодательству царя можно судить лишь по тому, что он осуждал многие результаты его политики. Например, ему, борцу со всяческими привилегиями[478], не могла нравиться политика царя в отношении дворянства. С существованием старой знати Дидро еще мирился, но создание нового дворянства представлялось ему недопустимым с точки зрения создания цивилизованного общества: «Если бы я был государем в стране, где дворянство пользуется привилегиями, я был бы очень скуп на пожалование дворянских титулов. Пусть существует старая знать, я оказал бы ей даже почет и поддержку, но я не создавал бы новой знати, и никто на меня не посетовал бы за это»[479]. Как известно, социальная политика Петра имела обратный смысл: царь принижал боярскую аристократию, в которой видел препятствие на пути к абсолютной власти, и вместе с тем создавал «новое», целиком зависимое от монарха дворянство, наделяя его привилегиями и титулами. Дидро же видел в стабильности аристократии, в благосостоянии дворянства в целом возможность предотвратить социальные потрясения и, в частности, дворцовые перевороты[480].

Трудно сказать, насколько глубоко Дидро был знаком с политикой Петра I в отношении духовенства (Вольтер в своей «Истории» отводил этому сюжету важное место). Судя по советам Дидро императрице, по крайней мере два аспекта церковной политики Петра могли вызвать его сочувствие: царь держал духовенство в узде, в состоянии приниженности, он подчинял его деятельность государственным, светским целям, а также использовал его в целях пропаганды реформ: монах, проповедник и драматург часто выступали в петровское время в одном лице[481].

Вслед за Вольтером Дидро одобрял церковную политику Петра I, а также меры Екатерины, направленные на секуляризацию церковных земель и сокращение монашества[482]. По-видимому, именно из «Истории» Вольтера он знал о существовании закона Петра I, ограничивавшего возраст поступления в монахи для мужчин тридцатью годами, а для женщин – пятьюдесятью.