Как и Дидро, Левек считал, что монарх может своей властью способствовать созданию условий, необходимых для цивилизации народа. Петр I мог бы обратить свой деспотизм на пользу общества, принудив вельмож освободить их крестьян. Он же, напротив, «сковал народ оковами, вводя новый способ взимания податей»[570]
. Как и Дидро, Левек видел в законодательстве один из возможных рычагов цивилизации. Однако Петр I не являлся для него идеалом законодателя. Более того, Левек настойчиво опровергал созданную Вольтером славу Петра как создателя кодекса законов, который, по мнению историка, «никогда не существовал».Знание истории петровского времени побуждало Левека оспаривать и некоторые другие распространенные оценки. Например, словно бы в ответ Дидро и физиократам, упрекавшим царя в невнимании к земледелию, Левек писал о стабильном состоянии земледелия в петровское время, которое обеспечивало не только потребности страны в зерне и водке, но и позволяло экспортировать часть зерна за границу[571]
.Личность Петра I не вызывала у французского историка особых симпатий. Царь представлялся ему фигурой контрастной: «Он (Петр) снискал уважение тех, кто рассматривал только его намерения, и порицание тех, кто замечал только его средства их воплощения в жизнь»[572]
.В отношении Екатерины II Левек, пользовавшийся ее милостями, высказывался в высшей степени уважительно. Однако в последних изданиях своей «Истории» он сумел взглянуть на екатерининское время критически. Во всяком случае, он отмечал как незрелость русского общества, так и деспотизм власти императрицы, увлекающейся к тому же блеском внешних завоеваний[573]
.Владимир Александрович Сомов прямо указывает на то, что книга Левека являлась «примером конкретного воплощения планов Дидро по цивилизации России»[574]
. Но как мы убедились, Дидро более скептически, чем Левек, оценивал цивилизационный опыт России. Сходясь с философом в отрицательной оценке Петра I как цивилизатора, Левек по-другому, гораздо выше, оценивал творческий потенциал русского народа, саму возможность его цивилизации. Историк едва ли разделял мысли философа о почти непреодолимых препятствиях на пути модернизации России и искусственном характере русской культуры, прозвучавшие в отрывках для третьего издания «Истории обеих Индий»[575]. Тем не менее «широкое» понимание цивилизации как результата медленной эволюции, в которой «удачные стечения обстоятельств и благоприятные события» играли важнейшую роль, которое роднило Дидро с шотландскими философами[576], вполне вписывалось в исторические взгляды Левека. В любом случае нельзя отрицать значимых совпадений и параллелизма в раздумьях о России Д. Дидро и П.-Ш. Левека.Что касается труда Николя-Габриеля Леклерка
(1726–1798), то здесь ситуация видится несколько иной. Врач по профессии, Леклерк в определенном смысле был человеком случайным в исторической науке. Однако он сознавал себя членом «République des Lettres» и оперировал многими просветительскими понятиями. Во время пребывания Дидро в Петербурге Леклерк, бывший одним из руководителей Кадетского корпуса, взял на себя труд перевести на французский язык сочинение И. И. Бецкого «Планы и уставы учреждений… Екатерины II… для воспитания юношества», пропагандирующее меры императрицы в области образования[577]. Дидро, в свою очередь, согласился выступить издателем этого сочинения для европейской публики. Как установил Ж. Дюлак, Леклерк не просто перевел труд Бецкого, но снабдил его введением и дополнениями, в которых использовал материалы Дидро из «Записок» для Екатерины II. Правда, как заметил исследователь, Леклерк был посредственным переводчиком, а кроме того, он иногда искажал смысл заимствованных высказываний философа до противоположного[578]. В любом случае Леклерк несомненно был одним из тех людей, с кем Дидро мог делиться своими размышлениями о цивилизации России. Насколько это повлияло на собственные труды Леклерка по истории России?