Дигенис Акрит

Всегда бывает любящий рабом любви послушным[116].
Похожа на судью она, терзающего сердце;
Кто в строгости не следует путям любовной страсти,
В тех метко стрелы шлет любовь, сердца их поражает,
5 Огнем вооружается, воспламеняет разум,
И овладеет если кем, спастись тот не сумеет,
Пускай прославлен будет он, пусть всех других богаче,—
Поднимется над ним любовь и заключит в оковы.
Все это испытал эмир, достойный изумленья,—
10 Презрел он власть великую, от славы отвернулся[117],
Забыл своих сородичей, родителей, отчизну,
От веры смог отречься он, пылая страстью к деве,
Воистину прекраснейшей и полной благородства.
Рабом любви покорным стал тот, кто врагом был ярым,
15 И родиной Романию избрал из-за любимой.
Но, вот, пришло из Сирии от матери посланье,
И к ней поехать он решил, страшась ее проклятья:
Ведь дело недостойное — родителей разгневать.
Спросил совета у родных, поклялся перед всеми,
20 Когда же радостно его в дорогу провожали,
Запел он песню бодрую, чтоб девушку утешить:
«Где сила ваша, отроки? Где резвость ваша, кони?
В усердье проводите дни и бодрствуйте ночами,
Пускай не будут вам страшны ни дождь, ни снег, ни стужа,—
25 Не то вернуться не смогу к назначенному сроку,
Упреки встречу горькие, мне жизнь мила не будет».
Затем сказал: «Прощайте же!» родным своим и близким
И обнял всех и попросил, чтоб за него молились.
А те без промедления в один вскричали голос:
30 «Да ниспошлет тебе господь в пути благополучье,
Да удостоимся мы вновь тебя средь нас увидеть».
И вслед за расставанием домой они вернулись,
Как будто грянула беда, мрачны, печали полны,—
Такую боль несет в себе с любимым расставанье,
35 Сжигает душу нам оно, овладевает сердцем,
В смятенье повергает ум тяжелая разлука.
Меж тем отправился эмир с поспешностью в дорогу
И что ни день передавал своей желанной в письмах:
«Оставь печаль свою, прошу, и возноси молитвы»,
40 А верных спутников своих он так просил с любовью:
«О знатные вы отроки, друзья мои и братья,
Не спали вы из-за меня, труды переносили[118],
Вступили в договор со мной и дали обещанье,
Что, коль придется, за меня вы умереть готовы.
45 А здесь нам гибель не грозит: наш тяжкий труд — любовный;
Воспламеняется душа, огонь сжигает сердце,
Лишь представляю я себе весь путь наш бесконечный.
Когда пустыни страшные мы, отроки, минуем,
Минуем горы страшные[119] и дикие ущелья?
50 Когда увижу я Рахаб[120] и с матерью увижусь?
Когда я снова наконец свершу весь путь обратный,
Когда достигнем мы земель Романии прекрасной,
И куропатку я свою, красавицу, увижу
И благородный тот цветок — прекраснейшего сына?
55 Кто крылья даст мне, кто лететь, любимая, научит,
Чтоб хоть на час покой я мог вкусить в твоих объятьях?
Не знаешь сна из-за меня, вздыхаешь непрестанно
И на дорогу день за днем нетерпеливо смотришь —
Не сосчитать нам всех тревог из-за любимых наших,
60 Всех нескончаемых забот, опасностей и страхов.
Смелей же отроки мои, красавцы молодые,
Гоните безмятежный сон, оставьте нерадивость,
И чем скорее крепости достигнем мы, Рахаба,
Тем ближе час, когда назад в Романию вернемся.
65 Ведь много раз в опасностях спасал я жизни ваши.
Не буду вспоминать всего, лишь об одном напомню:
Недавно то произошло вблизи Меллокопии[121],
Где наш отряд со всех сторон стратиги окружили,
И вражьи воины вокруг сплошной стеной стояли.
70 Отчаяньем охвачены вы ожидали смерти,
В гробницу словно заживо вас заключили вместе,
И не надеялся никто уйти от истребленья.
Тут клич я бросил боевой, в ряды врагов ворвался,
И сколько их сошло в Аид[122], известно хорошо вам,—
75 Все отступили предо мной и обратились в бегство
Избегли мы опасности и даже пленных взяли.
А ныне нет сражения[123]: наш тяжкий труд — любовный,
И в том труде —молю я вас — меня не покидайте».
Слова такие говорил и многие другие
80 В дороге спутникам эмир с тяжелой болью в сердце.
Сжигает так всегда любовь попавших в ее сети,
И отвернувшись от всего, к любви они взывают.
А отроки, услышав то, ответили немедля:
«Где пожелаешь, господин, там лагерем мы станем[124],
85 За нерадивость никогда не сможешь упрекнуть нас».
Свершилось чудо дивное и все ж нельзя не верить —
Любовь ведь ими двигала, во всем была поддержкой:
Три перехода каждый день они одолевали;
Когда ж ущелья дикие[125] открылись перед ними,
90 То отроков берег эмир и шел путем окружным.
И вот однажды на пути по жуткому ущелью
Глазам их страшный лев предстал, газелью завладевший.
Когда увидели его те отроки, то сразу
Охваченные ужасом взбежали вверх на гору,
95 А опечаленный эмир промолвил зверю грозно:
«Страшнейший среди хищников, твоя безмерна дерзость,
Раз на пути влюбленного помехой ты явился.
Смотри ж — готова для тебя заслуженная кара!»
Дубинкой посреди спины удар нанес он зверю,
100 И бездыханным тут же пал на землю ненавистный.
Тут отрокам своим эмир приказ немедля отдал:
«У хищника убитого все зубы вырвать надо,
И когти тоже вырвите из правой лапы зверя,
И, возвратясь в Романию по милости господней,
105 Я подарю их своему прекраснейшему сыну,
Каппадокийцу славному[126], Акриту Дигенису».
И снова в путь пустился он, охваченный любовью.
Друг друга побуждали все идти, не унывая,
Не предавались сну они, забыли нерадивость,
110 Стремился каждый превзойти другого в состязанье.
Когда же к крепости они приблизились, Рахабу,
Палатки перед стенами велел эмир поставить
И приказал двум отрокам отправиться в ту крепость
И матери его сказать о том, что сын к ней прибыл.
115 Без промедления приказ исполнили посланцы,
А мать эмира, услыхав подобное известье,
Едва плясать не начала от радости великой.
О том узнали в скорости и родичи другие,
Собрались, приготовились приехавшего встретить.
120 За стены выехали все, приблизились к палаткам,
Пешком навстречу вышел им эмир, обутый в пурпур[127],
И тотчас спешились они, узнали, кто пред ними,
Исполненные радости, слезами заливаясь,—
Ведь счастье слезы нам несет, когда придет в избытке.
125 И обнимали все его, и с ним любовь делили[128],
Собрались все сородичи и мать стояла рядом,
И взяв детей с собой, пришли эмира жены встретить,
Его в объятья заключив, без счета целовали,
И не хотел из них никто от гостя оторваться.
130 Затем в палатку все вошли и по местам расселись,
И обратилась мать к нему с таким увещеваньем:
«Дитя мое сладчайшее, очам моим ты светишь
И душу утешаешь мне в годах моих преклонных,
Источник радости моей, сердечная услада,
135 Поведай мне, дитя, зачем в Романии ты медлил?
С тобой в разлуке и на свет глядеть я не хотела,
На солнце лучезарное, мне жизнь мила не стала.
Да разве знает чудеса Романия такие,
Что рядом совершаются с могилою пророка[129]?
140 Ты помнишь, как ходил туда со мною на молитву,
Как видел чудо дивное, свершившееся ночью:
Хоть света не было нигде, сошло сиянье сверху,
И все вокруг наполнилось тем несказанным светом.
Увидел ты медведей, львов, волков с овечьим стадом,
145 Земные твари всех пород паслись друг с другом вместе,
Никто вреда не причинял малейшего другому,
Но ожидали все они свершения молитвы
И, вот, колена преклонив, немедля удалились.
Неужто чудо большее в Романии ты видел?
150 А разве не у нас платок Неемана[130] хранится, —
Неемана, что управлял народом ассирийским,
За добродетели свои был чуда удостоен?
Как, сын мой, позабыть ты мог о всех родных святынях
И властью пренебречь своей и славою великой?
155 Мы ждали, что близка твоя победа над Египтом[131],
Ты ж создал сам препятствие для собственной удачи
И все утратил, что имел, из-за одной ромейки».
Хотела продолжать она свои увещеванья,
Но юноша прервал ее и так ответил сразу:
160 «О том, что говоришь ты, мать, мне хорошо известно:
До той поры, как свет узрел, за истину считал я
Такое, что достойно лишь погибели и мрака;
Когда ж за лучшее почел всевышний наш владыка,—
А это тот, кто пожелал ради меня быть нищим,
165 И тот, кто бремя слабостей моих понес охотно,—
Меня у зверя выхватить лукавого из пасти
И мне омыться даровал[132] водою возрожденья,
Тогда всю эту болтовню, все сказки я отбросил,
Поистине огонь за них нам вечный уготован,
170 И кара неизбежная заблудших ожидает.
Кто ж в бога верует, в отца всего, что существует,
Творца небес, земли, всего, что от очей сокрыто;
Кто верует в Христа, в того, кто — сын и слово бога,
В Христа, который от отца на свет рожден предвечно,
175 Который, как от света свет, бог истинный, великий;
В того, кто ради нас, людей, спустился вниз на землю
И родился от матери, от девственной Марии,
К спасенью нашему стремясь, распятию подвергся
И похоронен был в гробу, который чтишь ты тоже[133],
180 А после этого воскрес на третий день из мертвых,
Как учат нас свидетельства писания святого;
В того, кто справа от отца на троне восседает,
И чье владычество конца вовеки не увидит;
Кто верит также в дух святой, что все наполнил жизнью,—
185 Ведь, как отца, его я чту, как сына и как слово,
И верю, что крещенье лишь от скверны нас очистит,
И часа жду того, когда все мертвые восстанут.
Когда постигнет грешников законное возмездье,
И будет праведник прощен, согласно обещанью,
190 И век грядущий к нам придет, век жизни бесконечной,—
Так вот, кто в эту троицу уверует святую,
Во имя вечного отца крещение воспримет,
Во имя сына божьего, рожденного предвечно,
Святого духа, наконец, что все одушевляет,
195 Тот не погибнет человек и обретет бессмертье.
Но тот, о мать любимая, кто этого не знает,
В геенне будет огненной терзаться бесконечно,
Наполненной стенаньями и скрежетом зубовным».
Такие речи вел эмир и к безупречной вере
200 Надежный путь им указал и матери он молвил:
«Мать! Отправляться мне пора в Романию обратно,
Еще сильней уверовал я в троицу святую:
Ведь все богатства на земле души не стоят нашей,
И если все мы обретем, а душу потеряем,
205 То, право, пользы никакой в тот час для нас не будет,
Когда господь сойдет с небес, чтоб суд вершить над миром,
И всех поставит пред собой, потребовав отчета;
Когда суровый судия возвысит голос грозно
И повелит нам снизойти во пламя преисподней,
210 Туда, где вместе с дьяволом вовеки мы пребудем
За то, что не послушались господних повелений.
Но те, кто веруют в Христа, как в истинного бога,
Заветы чтимые его усердно соблюдают,—
Все воссияют в этот час, подобные светилу,
215 И глас услышат своего властителя благого:
«Придите, унаследуйте, отцом благословенны,
То царствие небесное, что вам я уготовил!»
И жизнь непреходящая начнется для блаженных,—
Ведь справедлив наш судия и воздает, как должно.
220 Коль жизни истинной о, мать, сподобиться желаешь,
От пламени избавиться, от темноты извечной,
Блужданий тщетных избегай и выдумок безумных,
Уверуй в бога — этот бог в трех лицах существует
И в нераздельной чистоте своей единосущной.
225 Родного сына слушайся, иди со мною вместе,
И сделаться отцом твоим смогу в святом я духе,
Крещеную приму тебя — на свет ты вновь родишься».
Такими были их слова, и мать не отказалась
Благочестивым следовать увещеваньям сына,
230 И словно добрая земля, воспринявшая семя,
Вняла она его речам и так провозгласила:
«Благодарю тебя, дитя, поверила я в бога,
Что существует в троице; в Романию с тобою
Пойду теперь крещеная и чистая от скверны,
235 И благодарная за свет, дарованный мне сыном».
Стояли рядом родичи, эмира окружая,—
Собрались вместе с матерью толпой они великой,—
И все[134] вскричали, как один, в Христа исполнясь веры:
«В Романию отправиться желаем вместе с вами,
240 Хотим крещение принять, достигнуть вечной жизни!»
Был в изумлении эмир при виде их усердья
И молвил: «Славься, господи, владыка милосердный!
Не хочешь ты, чтоб грешники скончались в заблужденье,
Но сострадаешь им и ждешь, когда к тебе вернутся,
245 Удела удостоятся в твоем великом царстве».
И захватили все с собой несметные богатства
И вместе выступили в путь, в Романию направясь.
Когда же Каппадокии земель они достигли,
То отрокам сказал эмир, прося помочь советом:
250 «Мне, воины достойные, такая мысль явилась:
Пусть впереди поеду я, неся благие вести[135].
Коль будет впереди другой — услышу нареканья,
Упреки в нерадивости услышу от любимой».
И воины одобрили желание эмира,—
255 Ведь справедливо, чтоб любви исполнились стремленья.
И вот намеренье свое он тщательно обдумал,
Переоделся сразу же и взял ромеев платье:
Из шелка чудный плащ надел фиалковый и белый[136],
Весь грифами украшенный[137] и золотом сверкавший;
260 И светлый головной платок, бесценный, златотканный;
Гнедого мула оседлал со звездочкою белой[138],
Трех отроков он отобрал, с собою взял в дорогу,
Вперед, как птица, полетел, достиг родного дома
И полным счастья голосом вскричал нетерпеливо:
265 «Голубка нежная моя, перед тобой твой сокол!
Прими же и утешь его — с чужбины он вернулся!»
Служанки выглянули тут, нежданный голос слыша
И видя: у окна — эмир, воскликнули: «О счастье!
Будь рада, наша госпожа,— то господин явился!»
270 Но не осмелилась она поверить в эту новость,—
Ведь тот, кто неожиданно желанного достигнет,
Считает сновиденьем все от радости чрезмерной.
Служанкам стала возражать: «Привиделось вам это»,
Хотела продолжать она, объятая неверьем,
275 Как вдруг увидела — рупруг подходит долгожданный.
Сознанья чуть не потеряв[139], в великом потрясенье,
Его в объятья заключив, обвив руками шею,
Лишилась голоса она и слез не проливала.
Да и эмир, увидясь с ней, не мог владеть собою
280 И обцял страстно девушку, к груди ее прижавши.
Часами оставались так, сплетенные друг с другом,
И если б стратигисса их водой не оживила,
На землю пали бы они, лишенные сознанья.
Нередко так случается из-за любви чрезмерной,
285 И смертью неожиданной грозит избыток счастья,—
Так и они злой участи едва не претерпели.
С трудом великим оторвать смогли их друг от друга,
И поцелуями эмир покрыл глаза любимой,
И снова обнял ласково и спрашивал счастливый:
290 «Как, нежная ты телочка[140], живешь, о свет мой сладкий?
Как ты живешь, душа моя, мое ты утешенье,
Голубка нежная моя, кустарник мой прекрасный,
И как цветок твой дорогой — как сын живет наш милый?»
А девушка еще сильней любовью воспылала,
295 И сладким голосом своим ответила эмиру:
«Со мной, надежда ты моя, отрада в этой жизни,
Опора моя славная, души моей услада!
Благополучие у нас царит по доле бога,
И милостью всевышнего мы обрели друг друга.
300 Теперь и ты, владыка мой, мне о себе поведай»,
«Все хорошо,— сказал эмир,— Христос наш милосерден,
И сердце матери моей наполнил выршим светом
И родичей моцх сердца и светоч указал им:
Божественного знания — увидите их скоро».
305 И на руки дитя свое любимое он поднял
И мальчику сказал слова, идущие от сердца:
«Когда, прекрасный сокол мой, расправишь свои крылья,
За куропаткой полетишь, разбойников[141] осилишь?»
Такие сыну своему эмир слова промолвил.
310 А между тем узнали все о славном возвращенье
И побежали по домам, неся благие вести.
Не описать их радости, нет слов о ней поведать,—
Собрались в хоровод они, пустились в пляс веселый;
А скоро к прежней радости прибавилась другая[142]:
315 Пришел посланец, возвестив, что мать эмира близко;
Без промедленья весь народ — и жены и мужчины
Навстречу выступили ей со стратигиссой вместе,
И неспособен был никто пересчитать встречавших.
Такое чудо дивное творит любовь святая,—
320 Кого не поразит она, не ввергнет в изумленье?
И как постигнуть мощь ее, которая сумела
Сплотить иноплеменников, в одной свела их вере?
Прибывших встретили они и спешились немедля,
Друг друга стали узнавать, расспрашивать усердно:
325 Невестка — про свекровь свою, про всех родных спросила,
А та от радости родных невестки обнимала;
Их кони ржали весело и радовались с ними,
И радость всех наполнила еще сильнее прежней.
И вот вступили в дом[143] они, отпраздновали свадьбу,
330 Над матерью свершил эмир святой обряд крещенья
И от купели воспринял рожденную вторично;
Затем сородичей крестил, пришедших вместе с нею[144],
И сделался для всех родных отцом в святом он духе.
И ликованье общее еще сильнее стало:
335 Был счастлив сын глядеть на мать, исполненную веры,
И радовалась мать сама, гордясь любимым сыном.
Покои выделил тогда эмир в своем жилище
И предоставил их родным, чтоб жили они рядом.
А Дигенис Акрит меж тем все старше становился,
340 От бога получил он в дар невиданную доблесть,
И кто ни видел мальчика, не мог не изумляться —
Дивился мудрости его, отваге благородной,
И слава разнеслась о нем великая по свету[145].