Дигенис Акрит

А ныне о влечении[148] хочу я вам напомнить,
5 Влеченье — это для любви и корень и начало;
Любовь привязанность родит, а после страсть приходит[149],
Взрастает час за часом страсть, плоды ее известны:
Заботы непрестанные, волненья и тревоги,
Разлука с матерью, с отцом, опасностей пучина.
10 Коль молодость цветущая овладевает сердцем,
За все неисполнимое она готова браться;
Не побоится пламени, до моря доберется.
Ни хищники свирепые, ни львы и ни драконы
Не могут стать препятствием для страсти безграничной,
15 Разбойники свирепые ее не испугают,
. Ей ночи днями кажутся, равнинами — ущелья,
Бессоница — как отдых ей, далекое — ей близко.
А многих заставляет страсть оставить свою веру;
Не вздумайте, что это ложь, пустые небылицы,
20 Свидетельство достойное готов я вам представить —
Эмира знаменитого, всей Сирии владыку.
Был одарен он красотой, как дикий зверь отважен,
Сложеньем дивным наделен и силой благородной.
Поистине назвать его вторым Самсоном можно:
25 Руками льва тот разодрал и всюду был прославлен[150],
А этот львов уничтожал во множестве несметном.
Пора Гомера позабыть и басни об Ахилле,
Сказания о Гекторе — пустые измышленья[151].
Смог македонец Александр[152], столь сильный разуменьем,
30 С божественною помощью владыкой стать над миром;
Эмир же, твердый разумом, смог в господа поверить,
Приобретя себя в удел и доблесть и отвагу.
Что значат Филопапп[153] старик, Киннам Иоаннакис?
Ни слова, право же, о них и говорить не стоит —
35 Не совершили ничего, хвалиться лишь умели.
Его же — истинны дела, свидетелей им много;
Ведь славный Амброн — дед его, а дядей был Кароес,
Три тысячи копейщиков ему отборных дали,
Всю Сирию он подчинил, взял Куфер во владенье,
40 Преград не зная на пути, в Романию ворвался;
Немало занял крепостей, окрестности Иракла,
Он Харсиану разорил., каппа до кийцев землю,
И девушку из рода Дук прекрасную похитил.
Цветущей юностью ее, красою очарован,
45 Решил отречься от всего — от веры и от славы —
И в христианство перешел, и стал он православным —
Рабом ромеев сделался их враг непримиримый[154],
Ребенок родился у них, воистину прекрасный,
Василием был наречен со своего рожденья,
50 А по родителям его назвали Дигенисом[155]:
Ромей по матери он был, а по отцу — язычник[156].
Когда же в страх привел врагов — об этом скажет книга,—
Границы подчинил себе[157], то прозван был Акритом.
Антакин звался дед его из рода Киннамадов[158],
55 В изгнанье умер, сосланный приказом самодержца[159]
Василия[160] счастливого, могучего акрита;
Великим был удел его и несравненной слава,
И среди всех великим он стратигом почитался.
А бабка — из семейства Дук, Антакина супруга;
60 И братья матери его прославились немало[161],—
Из-за сестры они своей вступили в поединок
С эмиром-похитителем, достойным изумленья.
Таков был отпрыск племени ромеев благородных,
Что на земле прославился деяньями своими.
65 Итак, повествование[162] начнем мы о герое.
Еще ребенком был Акрит, когда его родитель
Наставника для сына взял, чтоб обучался мальчик.
Три целых года Дигенис в науках упражнялся
И острым разумом своим усвоил много знаний.
70 Затем к езде он верховой, к охоте устремился
И упражнялся день за днем с отцом в искусствах этих.
И час настал[163], когда к отцу он обратился с просьбой:
«Желанье в душу мне вошло, отец и повелитель,
Пойти охотой на зверей, узнать свое уменье;
75 И если ты Василия, родного сына, любишь,
Скорей отправимся туда, где обитают звери,
Там покажу тебе, о чем я день и ночь мечтаю».
Когда услышал то отец от своего любимца,
Возвеселился духом он, возрадовался сердцем,
80 И начал сына целовать с великим ликованьем:
«Дитя мое желанное, душа моя и сердце,
Чудесны все слова твои и замысел[164] отважен,
Но не настал еще твой час зверей разить свирепых.
Не знаю ничего страшней, опаснее охоты,
85 Тебе ж двенадцать только лет, иль дважды шесть[165] всего лишь,
И на зверей охотиться[166] ты, мальчик, неспособен.
Дитя мое сладчайшее, оставь такие мысли,
И розы нежные свои не обрывай до срока;
Когда ж по воле господа ты мужем взрослым станешь,
90 То, без сомненья, на зверей пойдешь тогда отважно».
Когда услышал речь отца ребенок благородный,
То в сердце был он уязвлен, глубоко опечален
И со слезами на глазах родителю ответил:
«Коль взрослым[167] подвиги свои я совершу, отец мой,
95 Какая будет польза мне? На это все способны.
Сейчас хочу прославиться[168] и род свой возвеличить
И говорю поэтому тебе, мой благодетель,
Что буду среди слуг твоих храбрейшим и великим,
Помощником и спутником во всех твоих сраженьях».
100 Перед стремленьем юноши тогда отец склонился,—
Ведь с детства проявляется характер благородный;
И вот наутро шурина позвал он на охоту,—
То Константин был золотой, из братьев самый младший[169],—
И сына благородного в дорогу взял, Акрита;
105 Отряду отроков велел скакать за ними следом,
Через болото[170] перешел и вышел прямо в чащу.
И вот увидели вдали они медведей страшных[171] —
Медведя и медведицу и медвежат их малых.
«Василий,— дядя закричал,— яви свое искусство!
110 Дубинкой лишь вооружись, меча тебе не надо,—
Не подобает ведь мечом с медведями сражаться».
И чудо небывалое предстало перед ними:
Лишь дяди своего слова услышал храбрый мальчик,
Без промедленья спешился и распустил он пояс,
115 И тунику[172] откинул прочь — палило солнце жарко,—
Одежды полы накрепко за пояс свой заправил,
И низенькую шапочку[173] на голову набросил,
И с быстротою молнии нагрудник снял тяжелый.
Не взял с собой он ничего — простую лишь дубинку[174],
120 И на одно надеялся — на быстроту, да силу.
Когда же близко подошли охотники к медведям,
Чтоб защитить детенышей, вперед шагнула самка
И с громким ревом двинулась навстречу Дигенису.
А тот, неопытный еще в сраженье с диким зверем,
125 Не стал дубинку в ход пускать, не сделал поворота,
Но прыгнул сразу, обхватил медведицу руками,
В одно мгновенье задушил, с великой силой стиснув,
Да так, что внутренности все из пасти зверя вышли.
Пустился в бег самец назад, в болотистое место;
130 «Не упусти его, дитя!» — воскликнул дядя громко,
И мальчик, полный рвения, схватил свою дубинку,
Помчался с быстротой орла, настиг немедля зверя.
Разинув пасть огромную, медведь тут обернулся,
Хотел он голову отгрызть у юного героя,
135 А тот без промедления схватил его за морду,
Встряхнул — и на земле медведь простерся неподвижно,
И с переломанным хребтом[175], свороченною шеей
В руках могучих юноши он испустил дыханье.
И вдруг звериный слыша рев и шум борьбы с медведем,
140 Газель в испуге прыгнула из своего укрытья[176];
И закричал эмир: «Дитя! Смотри перед собою!»
Вперед помчался Дигенис, подобно леопарду,
И сделав несколько прыжков, сумел газель настигнуть;
Затем за ноги задние схватил газель он крепко
145 И так рванул, что разодрал все тело на две части[177].
Кто в изумленье не придет пред милостью господней
И силу несравненную не возвеличит божью?
Невероятен подвиг тот и потрясает разум;
Как мальчик смог настичь газель — ведь не имел коня он
150 И как медведей он убил руками, безоружный?
Поистине, то бога дар, всевышнего десница.
Сколь славны ноги отрока, что с крыльями сравнятся,
Что обогнать сумели лань с чудесной быстротою,
Свирепых превзошли зверей в своем победном беге!
155 И все вокруг увидели деянья Дигениса
И чудом потрясенные друг другу говорили:
«О, что за юноша предстал пред нами, матерь божья!
Как не похож он на людей, живущих в нашем мире;
Должно быть бог его послал, чтоб храбрецы узрели,
160 Забавы ратные его, погони и сраженья».
Пока вели такую речь родные Дигениса,
Из тростниковых зарослей вдруг лев огромный вышел;
Немедля обернулись все, на мальчика взглянули,—
Добычу он тем временем тащил через болото:
165 Рукою правою волок поверженных медведей,
А левою рукой газель убитую тащил он[178].
И крикнул дядя отроку: «Сюда, дитя, скорее!
На что нам звери мертвые? Ведь есть еще живые,—
С живыми биться следует, чтоб испытать отвагу!»
170 И мальчик дяде своему такой ответил речью:
«Желает если бог того, вершитель наших судеб,
И если мне сопутствуют родителей молитвы,
То мертвым будет этот зверь, подобно двум медведям»,—
И устремился без меча отважно льву навстречу[179].
175 Но дядя посоветовал: «Возьми-ка меч с собою:
Ведь на две части, как газель, не разорвешь ты зверя!»
И сразу юноша[180] в ответ сказал такое слово:
«О дядя, повелитель мой! Поможет мне всевышний,
И будет лев в моих руках, подобно той газели».
180 С собою меч он захватил, пошел на зверя прямо;
Когда ж приблизился ко льву, подпрыгнул тот высоко
И стал размахивать хвостом[181], бока свои хлестать им,
И двинулся на юношу с рычаньем кровожадным.
А мальчик, нападенья ждал, высоко меч свой поднял,
185 На голову звериную обрушил он оружье,
Да так, что разрубил ее до плеч одним ударом.
И обратился Дигенис с такою речью к дяде:
«Мой повелитель золотой, узри величье бога:
Не лег ли бездыханным лев, подобно двум медведям?»
190 И поцелуями тогда отец его и дядя
Покрыли руки и глаза, покрыли грудь героя
И говорили так ему исполнены веселья:
«Любой, кто красоту твою и дивное сложенье
Увидит, о любимец наш, не станет колебаться,
195 Но без сомненья все твои деяния признает».
И впрямь чудесным юноша сложеньем[182] отличался,
С кудрями русыми он был и с черными бровями,
Как розовый цветок, лицо, глаза на нем большие,
И в сажень шириною грудь, подобная кристаллу[183].
200 Взирал на мальчика отец, безмерно веселился
И, радуясь, сказал ему с великим ликованьем:
«Невыносимо жар палит — настало время полдня,
Когда в болотистых местах[184] приют находят звери.
Давай же отойдем к воде, дарующей прохладу,—
205 Лицо свое омоешь там, струящееся потом,
Одежды сменишь старые — ведь загрязнил ты платье:
Звериной пеною покрыл, окрасил львиной кровью.
Да! Трижды я благословен, родив такого сына,
И руки пусть отцовские тебе омоют ноги.
210 Свободна у меня душа от всех тревог отныне,
И посылать тебя смогу, не ведая заботы[185],
В набеги многократные на вражеские станы.
И вот к источнику пошли они без промедленья,
Чудесной там была вода и словно снег холодной,
215 Вокруг расселись, и одни ему омыли руки,
Другие же — лицо его и ноги омывали;
Вода лилась от родника и жадно ее пили[186],
Надеясь, что отваги им придаст такое средство.
И мальчик старую свою переменил одежду:
220 Накидки легкие[187] надел, чтоб чувствовать прохладу,
Поверх — накидку красную с краями золотыми[188],
Кайму ее усеяли[189] жемчужины большие,
А воротник был амброю и мускусом[190] надушен,
Не пуговицы были там — жемчужины большие,
225 И окружало золото отверстья для застежек.
Нарядны были и чулки[191] — их грифы украшали,
И камни драгоценные усеивали шпоры —
Рубины. красовались там на золотой чеканке.
А между тем сильней всего желал отважный мальчик
230 Домой вернуться к матери, не причинить ей горя,
И спутников призвал своих скорее вскачь пуститься.
Как голубь, белоснежного коня переседлал он,—
Блистали драгоценности на лошадиной челке[192],
А среди них бубенчики висели золотые,
235 Бубенчики несчетные, и звук их раздавался
Чудесный, восхитительный и всех вокруг дививший.
Зелено-розовый платок[193] из шелка был на крупе,
Седло собою покрывал и защищал от пыли,
И скрепки[194] были на седле с уздечкой золотые,
240 И жемчуг ювелирную ту украшал работу[195].
Был смелости исполнен конь[196], резвился без боязни,
Искусством верховой езды владел прекрасно мальчик;
И кто ни видел отрока, давался диву, глядя,
Как твердой воле всадника был резвый конь покорен,
245 Как юноша[197] в седле сидел, что яблочко на ветке[198].
И вот направились они назад в свое жилище,
Сначала слуги-отроки, построенные рядом,
За ними дядя поскакал, отец героя — сзади,
Посередине — юноша, блиставший словно солнце;
250 Копье он с позолотою и с лезвием двуострым[199],
Зеленое, арабское, рукою поднял правой;
Людские взоры радовал, приятен был в беседе,
И взглядом мускус источал, и весь благоухал он[200].