Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932

– Мы были как жестяные утки в тире, – тихо произнес Уинти Хьюз; в его голосе слышались слезы. – Мы никак не могли уйти с тропы, мы даже не понимали, откуда нас расстреливают.

И только Билли Флауэрс на своем рослом белом муле, скакавшем по камням, будто горный козел, сумел убраться с тропы и поскакал чуть ли не вертикально вверх по арройо. Там он оставил мула, убрав его с линии огня, и пошел пешком искать, где на нависающих утесах могла располагаться самая удобная позиция. Флауэрс бродил долго, сканируя утесы орлиным взглядом охотника, и, в конце концов обнаружив стрелков, открыл ответный огонь. Стрелял он с не меньшей методичностью. Прежде чем апачи поняли, что их позиция раскрыта, он успел подстрелить двоих. Пока они разобрались, откуда по ним стреляют, и начали перегруппировываться, Флауэрс крикнул Каррильо, чтобы бросали лошадей и прятались в арройо. Так Билли Флауэрс спас жизни тем, что уцелели, хотя всех лошадей они потеряли.

В тот вечер в общей палатке за ужином царило уныние, и это еще слабо сказано. Теперь, когда несколько волонтеров погибли от рук апачей, вся экспедиция приняла новый мрачный тон. Это уже была вовсе не поездка на охоту и рыбалку по интересным девственным краям с заманчивой, хотя и весьма сомнительной возможностью добавить к своим трофеям диких апачей. Некоторые из тех, кто никогда не служил в армии, то есть подавляющее большинство волонтеров, заявили о желании покинуть экспедицию. Их представители уже отправились к полковнику Каррильо требовать охрану на пути до Дугласа.

– Я тоже ухожу, – сказал Уинстон Хьюз. – Это уже не забава, – добавил он, явно преуменьшая значение произошедшего.

Но и среди ветеранов и отставных военных многие потеряли кураж. Перспектива настоящей партизанской войны в этой чудовищно пересеченной местности с целью спасти одного-единственного мексиканского ребенка большинству перестала казаться романтичной, зато они трезво оценивали ее опасность.

– Ну его к черту, – сказал парень по имени Кент Сэндерс, молодой банкир из Гринвича, штат Коннектикут, и еще недавно один из записных бахвалов. – Это всего лишь мальчишка-мексиканец. Вряд ли стоит за него умирать.

– Ну да, а как насчет женщины и камердинера Филлипса? – осведомился кто-то из публики. – Мы что, так и бросим их у дикарей?

– Они из персонала, – ответили ему. – Это их личный выбор. Пусть ими займется Гетлин.

– Для этого тут мексиканская армия, – поддакнул еще один. – Это их страна, пусть сами разбираются со своими индейцами. Мы о своих позаботились уже пятьдесят лет назад.

Вот так эти истинные спортсмены обсуждали зоны своей ответственности и масштаб своего участия. Некоторым принять решение помогло то обстоятельство, что они платили по тридцать долларов в день. Ясно, что участие в Большой экспедиции к апачам казалось теперь сомнительным удовольствием за такие деньги.

После ужина Толли пришел ко мне в палатку. Он мялся и явно чувствовал себя неловко.

– Знаете, старина, – заговорил он, избегая смотреть мне в глаза, – я тут много думал и понял, что мне хочется домой. Осенний семестр на носу, понимаете ли.

– Осенний семестр? – Я был потрясен. – Нет, я не понимаю. О чем вы, Толли? Вы же не собираетесь уехать?

– Выпускной год, и все это…

– К чертям выпускной год! – заорал я вне себя. – Вы не можете просто взять и уйти. Мы не можем бросить там Маргарет и Браунинга.

– Ну… мы ведь их уже бросили. Разве нет, старина?

– Только для того, чтобы привести подмогу.

– И это тоже мы сделали, Джайлс. Вы слышали, что сказал Стюарт. Это и правда их личный выбор. И я тут мало чем могу помочь. Притом тут Каррильо и войска, разве нет?

– Личный выбор? Господи, Толли, там наши друзья. Мы обещали им, что вернемся за ними.

– Через два с небольшим месяца начнутся занятия, – сказал он. – Мне нужно чертову уйму дел переделать…

– Каких дел, Толли? Скатать в Нью-Йорк и заказать у «Брук Бразерс» новый гардероб?

– Ну, по правде говоря, это есть в моем списке. Не дело появляться в Принстоне в поношенных прошлогодних тряпках.

– Кому есть дело до Принстона и ваших чертовых поношенных тряпок! – взорвался я. – Если вы сейчас уедете, значит, ваш отец был во всем прав. Это даст ему новый повод говорить, что вы не мужчина, а неженка!

– Ну, старина, на самом деле я и есть неженка.

– Я знаю, вы любите разочаровывать отца, Толли, – сказал я. – Понимаю, вас все это травмировало. А кого не травмировало? Меня травмировало, Альберта тоже.

– Позвольте мне рассказать вам кое-что о травмах, Джайлс, – сказал Толли. – Когда они подвесили меня вверх тормашками на той перекладине, я описался, вот до чего меня травмировало. А когда они развели под моей башкой огонь, я обосрался. Вися вверх ногами. Вот до чего меня травмировало. Я понял, что не готов умирать ради того, чтобы не разочаровать папочку.

– Забудьте об отце, Толли, – попросил я. – Если вы отправитесь сейчас домой, так и не увидев, чем это все кончится, вы самого себя разочаруете на всю оставшуюся жизнь.