– Вот тут вы неправы, старина, – с казал Толли. – Если вы настолько «не такой», как я, то ничто не защитит вас от реального мира, кроме денег. Даже камердинер. Вам известно, что меня уже трижды арестовывали только за то, что я посещаю клубы, куда ходят такие, как я? Некоторые мои друзья сидят в тюрьме только за то, что осмеливаются быть самими собой. Вот что значит жить на переднем крае, а вовсе не прятаться, как вы, за камеру или, как Маргарет, за наблюдение за культурными привычками других народов. Вы оба – просто перехваленные вуайеристы.
– Но почему же вы не сидите в тюрьме, как ваши друзья, Толли? – спросил я.
Он улыбнулся.
– Чтобы избежать позора, который пятном ляжет на семейное имя, – объяснил он, – мой отец ежегодно делает щедрые пожертвования филадельфийской Ассоциации содействия полиции.
– Я остаюсь при своем мнении, – сказал я. – Давайте посмотрим правде в глаза: каждый из нас – сторонний наблюдатель и в то же время каждый видит изнутри. Просто мы на разное смотрим.
Сегодня мы набрели на первые следы присутствия апачей. Мы ехали по расселине на гребне холма и заметили нечто вроде сложенных из необработанных камней колонок, примерно трех футов высотой; они стояли в ряд, тянущийся примерно на двадцать ярдов. Джозеф спешился и, встав перед колонкой на колени, принялся внимательно рассматривать. А потом заговорил с девочкой.
– Что это? – спросил я Альберта.
– Мы в стране апачей, – ответил он.
– Вы хотите сказать, это пограничные знаки?
– Апачи не отмечают границ, – сказал он. – Белоглазые отмечают. Это сделано для других целей.
Мы остановились на ночлег в той же расселине, неподалеку от изгороди. Ночной высокогорный воздух действовал расслабляюще, всех охватили смутные предчувствия, словно таинственные каменные колонны обладали способностью менять и климат, и настроение. А если так, то, верно, предназначение этих знаков – размягчить непрошеных гостей. Мы даже посовещались, надо или нет воздержаться от разведения костра, чтобы не выдать, где мы находимся. Сошлись на том, что мы все-таки хотим войти в контакт с апачами, а не избегаем этого. В конце концов, Джозеф рассказал нам, что уже два дня замечает следы присутствия апачей, что они знают, что мы здесь, точно знают, сколько нас, знают и то, что мы везем с собой девочку.
– Откуда вам все это известно, Джозеф? – с просил я. – И почему вы раньше не сказали?
– Следы есть, и вы их тоже видели, – ответил он.
Эти слова взволновали нас еще пуще, и, сидя вечером вокруг костра, мы решили выставить на ночь стражу.
– А что станете вы, белоглазые, делать, – с просил Альберт, – если во время вашего дежурства в лагерь прокрадется дикий апач?
– Не знаю, Альберт, – признал я. – Наверно, попрошу его позволить сделать несколько фотографий.
– А я расспрошу его для своих тезисов, – подхватила Маргарет.
– Ну а вы, мистер Браунинг? – спросил Альберт.
– Я по натуре не склонен к насилию, сэр, – отозвался Браунинг. – Я попробую действовать дипломатическим путем. Возможно, предложу чашку чая. Когда я путешествовал по Кении с моим прежним хозяином, лордом Кроули, то обнаружил, что чашка чая нередко разбивает лед с местными жителями.
– Ну да, опасная мы компания, – проговорила Маргарет. – Ну а вы, что станете делать, Толли? Попытаетесь заглянуть ему под набедренную повязку?
– Очень смешно, дорогая, – отозвался Толли. – На самом деле я подниму руку в знак того, что мы не желаем им ничего плохого, и скажу… – Толли потянулся вперед: Чу илтс-йе-а.
Маргарет захихикала, и даже Альберт рассмеялся.
– Одно из двух, Толли, – сказал он. – Апач либо убьет вас на месте, либо покатится по земле от смеха.
– Надеюсь на второе, – с казал Толли. – Потому что это единственное, что я знаю по-апачски. Я заставил вашего деда научить меня, чтобы потом смешить друзей апачскими высказываниями.
– Ну ладно, дайте и нам понять соль шутки, – попросил я. – Что это значит?
– В приблизительном переводе, – сказала Маргарет, – «у меня член твердый».
Вот так и в этот раз мы позволили Толли смехом ослабить наше общее напряжение. И все-таки каждый чувствовал себя на грани. За все время разговора Хесус не произнес ни слова, он сидел задумавшись и даже не засмеялся с нами.
– А ты, паренек? – обратился к нему Альберт. – С кажи нам, что ты станешь делать, если ночью в лагерь проникнет апачский воин?
– Я очень, очень сильно испугаюсь, – ответил Хесус тихим и очень серьезным голосом.
Мне выпало дежурить первым, и вот я сижу у костра и делаю эту запись, чтобы не заснуть…
Девочка убежала. Ушла среди ночи. Мы не знаем, во время чьего дежурства… да и не важно.
– Вы знаете, куда она пошла, Джозеф? – спросил я старого индейца.
– Вернулась к своему народу, – ответил он.
– Вы не слышали, как она уходила?