Дикая Флетчер

Серые глаза отца бегают туда-сюда между нами с Джоной, а потом останавливаются на мне.

– Итак, Калла? Первая ночь в горах. Как это было?

– Думаю, все могло быть гораздо хуже, – признаю я.

– Вы были в домике безопасности? Могу поспорить, что ты никогда раньше не останавливалась в таких местах.

– Нет, не приходилось.

И это последнее, о чем я хочу сейчас говорить, но я вижу, что отец пытается оттянуть разговор о своем здоровье.

– У Барби все было чертовски прекрасно, я бы сказал, – усмехается Джона.

Я бросаю на него гневный взгляд, даже когда мои щеки вспыхивают.

– Не считая посредственной компании. Я с нетерпением жду горячего душа и настоящей еды. Я уже сыта вяленой говядиной.

Кого я обманываю? Мой аппетит пропал.

– Вяленой говядиной? – Мой отец смотрит на Джону, с любопытством сузив глаза.

– От Этель, – объясняет Джона. – Ее домашние заготовки. Калле они понравились.

– Ну… это было вкусно.

Папа негромко кашляет, а затем морщится.

– Больно? – Я смотрю на его грудь, гадая, куда именно врачи воткнули ту длинную иглу. Ту, которой откачивали жидкость, скопившуюся в его легких, из-за которой он хрипел прошлой ночью.

– На самом деле сейчас намного лучше, чем в последние пару дней. Они назначили мне хорошие лекарства.

Отчаяние накатывает на меня волной. Отец страдает уже несколько дней?

– Почему ты ничего не сказал.

– Не стоило. – Он одаривает меня покорной улыбкой, отмахиваясь от моих слов. С его предплечья сползает больничный браслет.

– Мне жаль. Мы должны были быть с тобой. Но дождь, а затем туман… Джона сказал, что мы не сможем лететь. – Мои глаза начинает жечь от слез. Все это правда, но я не могу не испытывать чувство вины за то, как мы провели ночь и утро, пока папа тут мучился.

– Если Джона сказал, что вы не смогли бы лететь, тогда я уверен, что вы не смогли бы. Кроме того, я велел Агнес ничего не говорить, если он позвонит. Я не хотел, чтобы Джона подвергал вас ненужным рискам, чтобы вернуться раньше. Не волнуйся, ничего страшного. Просто осложнение. И не такое уж серьезное. Меня выпишут через день или два.

Я издаю дрожащий вздох облегчения.

– Я поеду с тобой, когда ты отправишься на лечение в Анкоридж.

И я отменю свой билет, как только вернусь в дом отца. Я не знаю, почему вообще задавалась вопросом, должна ли я остаться с ним. Видя, как папа лежит здесь, на больничной койке… я обязана быть здесь.

Взгляд отца переходит на его руки.

– Рен… – Челюсть Джоны напрягается. – Это уже неправильно. Ты должен сказать ей сейчас, или это сделаю я.

В моем теле замирает чувство тоски.

– О чем вы говорите? Скажите мне, о чем? – Я поворачиваюсь к отцу. – О чем он говорит?

– Сегодня ты должен был доставить Демпси и его команду. Они, наверное, ждут тебя.

– Рен…

– Ладно, Джона. Ладно. – Папа покорно вздыхает, хватая ртом воздух. – Почему бы тебе не доставить этих ребят туда, куда им нужно. Дай мне немного времени, чтобы поговорить с дочерью.

Джона склоняет голову на одно долгое мгновение, а затем обхватывает мое лицо и притягивает мой висок к своим губам, запечатлевая на нем поцелуй на один… два… три… удара сердца.

– Мне жаль, – шепчет он, а затем выходит за дверь.

– Ну, хорошо, что вы наконец-то поладили, – улыбаясь, произносит папа.

– Ага. Э… – Несмотря ни на что, я чувствую, как мои щеки пылают.

– Придвинь стул. Посиди немного. – Отец жестом указывает на место, которое только что покинула Мейбл.

Оно все еще теплое, когда я устраиваюсь на нем.

– Что происходит, пап? – спрашиваю я дрожащим от тревоги голосом.

Он просто изучает мое лицо, долго и пристально.

– Пап.

– У твоего дедушки тоже был рак легких. Ты ведь знала об этом, верно?

– Да. Мама говорила мне.

Папа медленно кивает.

– Тот же, что и у меня. Мелкоклеточный рак. Это более редкий вид, но он достался нам обоим. И он быстро растет. К тому времени, когда у твоего деда нашли эту болезнь, шансы вылечиться были невелики, но он решил, что должен прислушаться к мнению остальных и пройти химиотерапию. – Отец трясет головой. – Последние шесть месяцев его жизни были адом. Он часто бывал в Анкоридже, а когда не бывал, то едва вставал с постели. Моя мама хорошо заботилась о нем, настолько хорошо, насколько могла. Но это было нелегко для них обоих. К тому времени, когда отец прекратил лечение, он был просто оболочкой человека. – Папа на мгновение замирает, жуя нижнюю губу. – Напоследок он сказал мне, что хотел бы смириться с этим с самого начала. У него бы осталось меньше времени, но, по крайней мере, он мог бы получить больше удовольствия. Он провел бы эти последние дни на своих условиях. Его слова навсегда засели у меня в голове.

Меня осеняет осознание, и я начинаю понимать, к чему клонит мой отец.

И ужасное, тонущее чувство, которое поселилось во мне, сменяется оцепеняющим спокойствием.

– Но это было около тридцати лет назад. Сейчас все более продвинуто. Шансы это пережить…

– Этого не пережить, Калла, – произносит папа с мрачной уверенностью. – Не этот тип. Не так долго.