Дикая Флетчер

– Он долго не протянет, да? – спрашиваю я сквозь сопение.

После долгого мгновения на мои плечи опускается теплая, утешающая рука.

– Он быстро сдает.

Наконец, я осмеливаюсь наклонить голову и положить подбородок на колени. Я могу только представить, насколько красным и пятнистым стало мое лицо. В кои-то веки я рада, что не накрашена.

– Я должна была позвонить. Все те годы, что я не звонила, я жалею, что не сделала этого. А теперь времени не осталось. У тебя, Макса и всех остальных есть все эти прекрасные воспоминания с ним: луау, зимние барбекю и глупые утки, а у меня этого никогда не будет! У меня не хватит времени!

Я думала, что уже все выплакала, но тут начинают литься новые слезы.

Последние двенадцать лет я провела в раздумьях о том, чем Рен Флетчер не являлся.

Я должна была набраться смелости, приехать и выяснить, каков он настоящий.

В самолете повисает тягостная тишина.

Джона вздыхает.

– Ты должна была позвонить ему. Он должен был позвонить тебе. Твоя мама не должна была уезжать. Рен должен был покинуть Аляску ради тебя. Кто, черт возьми, знает, что правильно и к чему бы это привело, но это не имеет значения, потому что ты не можешь ничего из этого изменить. – Его большой палец проводит успокаивающий круг по моему позвоночнику, чуть ниже шеи. – У нас с отцом не было хороших отношений; думаю, ты уже догадалась. Он всегда казался мне борцом за власть. Он не очень хорошо относился к тому, что я не мог контролировать свою жизнь. Говорил много дерьмовых вещей и ни разу не извинился за них.

Разорвать с ним отношения и переехать сюда было правильным решением, я знал это всем своим нутром. Но в последние несколько дней, наблюдая, как он уходит, слушая, как он говорит мне, как сильно он сожалеет о том, что пытался навязать мне свою волю, я снова и снова прокручивал в голове наши разговоры, находя вещи, которые я должен был сказать или сделать, моменты, когда я должен был протянуть руку помощи. Можно потратить всю жизнь на это и все равно ничего не добиться. – Джона снимает с головы бейсболку и опускает на колено. – Я нашел ее через несколько дней после похорон, в его шкафу. Там была целая коробка с вещами ВВС США. Шапка, толстовка, куртка… все еще с бирками на них, вместе с открыткой, которую он написал мне, говоря, как сильно он меня любит и как он рад, что я смогу испытать эту жизнь. Думаю, он приготовил все это, чтобы подарить мне, когда меня официально зачислят в армию, а потом запихнул в шкаф и попытался забыть, когда этого не произошло. – Губы Джоны сжимаются. – Его нет уже пять лет, а я все еще чувствую себя виноватым каждый раз, когда смотрю на эту проклятую вещь.

Я утираю слезы.

– Ты не одинока. У тебя есть я. А у меня есть ты, и мы пройдем через это вместе. – Он нежно скользит рукой вверх и вниз по моей руке.

– Даже если я буду в Торонто?

Его грудь вздымается от глубокого вдоха.

– Есть такая штука, как телефон.

– Ты просто издеваешься надо мной, да?

– О, действительно. Тебе же не нравится звонить своим друзьям, – язвительно произносит он.

Я понимаю, что Джона хочет разрядить обстановку, и все же мой желудок сжимается.

– Так вот кто мы? Друзья?

Он ругается под нос, а потом снова вздыхает.

– У нас все сложно. Вот что мы такое.

Опять эти проклятые слова.

– Ты слышал о жене-гусыне?

Возникает пауза, а затем Джона усмехается, надевая кепку.

– Этель и ее сказки.

– Она сказала, что ты – ворон, а я – твоя жена-гусыня. Что она имела в виду?

– Это просто глупая история о вороне, который влюбился в гусыню.

– И что случилось?

Джона жует губу, будто размышляя, стоит ли продолжать.

– Ладно. Я просто погуглю. – Я достаю из кармана телефон.

Он протягивает руку, чтобы взять мою ладонь в свою, и вздыхает с покорностью.

– Они остаются вместе на лето, а когда гусыня улетает перед первым снегопадом, ворон решает последовать за ней на юг. Но он не в силах выдержать перелет через океан. В конце концов у него не остается выбора, кроме как попрощаться и вернуться домой.

– Почему она не возвращается с ним?

– Потому что она гусыня. Она не может пережить зиму в холоде, – неохотно признает Джона.

Мою грудь сдавливает.

– В целом, эта история звучит не так уж глупо.

На самом деле, она звучит чертовски похоже на нас. Может быть, не в части про влюбленность, но уж точно во всем остальном. Хотя, что бы я ни испытывала к Джоне, я обману себя, если не признаю, что это гораздо больше, чем легкомысленная влюбленность в привлекательного парня.

– Нет, думаю, что нет.

Выражение лица Джоны говорит мне, что он тоже это понимает.

* * *

Джона и мой отец ждут рядом с Вероникой, когда я въезжаю на парковку «Дикой Аляски» на грузовике Джоны.

– Ты разобрался со всеми бухгалтерскими делами? – спрашиваю я, мое настроение сегодня странно приподнятое, благодаря ясному голубому небу и теплому солнцу. За три недели, что я здесь, это, безусловно, самый приятный день, который у нас был.

– Ага, – бормочет Джона со сложенными на груди руками и суровым выражением лица.

– Что происходит? – настороженно спрашиваю я.