Дикая Флетчер

– В самом деле… – Он закусывает нижнюю губу в раздумье. – Давай подумаем… ты появляешься в Анкоридже с целым шкафом одежды на одну неделю, ожидая, что оставшуюся часть пути тебя доставят на частном самолете? И выглядишь так, будто перепутала взлетно-посадочную полосу с гребаным Миланом.

Я отодвигаю в сторону шок от того, что он знает хоть что-то о модной индустрии, чтобы защититься.

– Мне нужно было много вещей для такой пасмурной погоды…

– Сегодня утром ты отправилась на пробежку или в ночной клуб с таким макияжем? Я готов поспорить на свой левый орех, что никто не видел твоего настоящего лица уже много лет. Ты тратишь все свои деньги на то, чтобы выглядеть красиво, а все свободное время – на публикацию фотографий, чтобы доказать совершенно незнакомым людям, насколько ты красива.

Мой позвоночник начинает дрожать. Джона говорит о моем профиле в инстаграме? Как он мог узнать о нем? И, о боже, он только что упомянул свои яйца?

– Ну знаешь, некоторые люди гордятся своей внешностью. – Я бросаю на него колкий взгляд, несмотря на то, что мои щеки горят от возмущения.

Он продолжает, будто бы я ничего и не говорила:

– Ты драматизируешь, считаешь, что имеешь право, и осуждаешь. Тебе нравится внимание, и ты привыкла его получать. Ты мало что знаешь о мире за пределами твоего маленького пузырика. Ты даже не потрудилась хоть немного узнать о том, откуда родом твой отец. Где ты родилась.

– Не то чтобы у меня было много времени…

– Тебе двадцать шесть лет, и у тебя никогда не было времени? – Брови Джоны изгибаются в сомнении. – Ты решила, что Аляска тебе не понравится, еще до того, как пальцы твоих ног коснулись этой земли, и с тех пор ты задираешь нос на всех и вся.

– Вовсе нет!

– Агнес предполагала, что тебе будет трудно здесь, но ты сможешь продержаться хотя бы эту чертову неделю. Ты не видела отца почти всю свою жизнь, а когда наконец-то появилась здесь, ты злишься, что для тебя не заполнен холодильник? Ты, наверное, даже не подумала о том, как тяжело было Рену, или о том, что он может не знать, как разговаривать с тобой после столь долгого времени. – Джона понижает голос: – Или о том, через что он проходит сейчас. Но нет, ты больше сосредоточена на том, чтобы получить свой гребаный соевый латте и решить, какой подарок хозяйке принести сегодня на ужин. – Он самодовольно улыбается. – Как я справляюсь? Я во всем тебя неправильно понял?

– Полностью, – отвечаю я дрогнувшим голосом, не способная на большее в моем нынешнем шоковом состоянии.

Я привыкла к Саймону – к его мягким вопросам, к его задумчивым паузам, когда он спокойно оценивает реальный смысл моих слов, к тому, как он пытается помочь мне увидеть себя такой, какая я есть. Такова его природа, учитывая его профессию. Бывали моменты, когда это раздражало меня, когда я кричала, чтобы он прекратил заниматься психоанализом. Но он никогда не делал этого в мстительной, пренебрежительной манере.

И тут появляется этот парень, с которым я познакомилась двенадцать часов назад, делает всевозможные необоснованные предположения и разбирает меня на части, как будто во мне вообще нет никакой реальной ценности.

Холодное веселье исчезает из его глаз, оставляя что-то похожее на грусть.

– Я бы хотел ошибаться. Потому что тогда, возможно, ты справишься с собой, дашь Рену поблажку и используешь время, которое у тебя есть, чтобы узнать его получше.

– Ты даже не знаешь, что между нами произошло, – бормочу я. – Я не могу просто простить и забыть, а потом крепко обнять его.

– Никто от тебя этого не ждет. Но если ты умна, то захочешь попытаться спасти хотя бы частицу того, что у тебя было, ради своего собственного блага.

Джона смотрит на запястье, чтобы еще раз проверить время – я все еще не видела, чтобы он доставал телефон из кармана, – а затем обходит грузовик и забирается в водительское кресло. Оставив меня стоять там и испытывать чувство вины, и я даже не совсем уверена за что. Неподалеку задерживаются несколько посетителей магазина, ставших свидетелями моего унизительного и безжалостного препарирования.

Двигатель внедорожника начинает реветь, и мгновение спустя из кабины раздался крик:

– Давай! Мы здесь не все в отпуске.

Да, Бобби… Он очаровал меня до потери трусиков.

Я бы лучше прошла восемь километров без одежды, облепленная миллионом комаров, чем села бы сейчас рядом с Джоной.

Через несколько мест припарковано такси. Водитель, мужчина с лохматыми черными волосами и скучающим выражением лица, сидит на водительском сиденье с опущенным окном, небрежно попыхивая сигаретой. Наблюдает за зрелищем.

Я машу ему рукой, все еще сжимая букет перезревших маргариток.

– Вы свободны?

Он опускает голову один раз – да – и затем делает длинную затяжку. Таксистам здесь разрешено курить в своих машинах? Держа голову высоко поднятой – я не хочу, чтобы Джона был доволен тем, что его слова меня задели, – иду к такси и забираюсь на заднее сиденье, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тягучий запах табачного дыма.