Дикая Флетчер

– Я собиралась заехать вчера вечером, но мама сказала, что ты устала, а потом я заглянула по дороге на ферму, и Джона сказал, что ты все еще в городе.

Ее мама. Мой взгляд переходит на Агнес, затем на обеденный стол, где благодаря четырем стульям я не заметила пяти расставленных приборов, а затем дальше, на стену с фотографиями и детское лицо, которое украшает большее их количество, чем я предполагала, и тут меня внезапно осеняет.

– Это твоя дочь?

У Агнес есть ребенок? Неужели она упомянула о ней вчера вечером, а я пропустила это, слишком поглощенная своими заботами?

Агнес улыбается.

– Это Мейбл. Она – источник бесконечной энергии, просто чтобы предупредить тебя.

Лицо Мейбл расплывается в широкой улыбке, которая не уступает улыбке ее матери. Ее лицо не такое круглое, как у Агнес, замечаю я. Но у нее точно такие же глубоко посаженные глаза с нависшими веками, только больше.

– Значит, ты из Торонто, да? Это так круто! Я очень хочу однажды посетить Торонто. Джордж был там и сказал, что он потрясающий! Я облазила, кажется, весь твой аккаунт в инстаграме. Ты должна быть моделью. Ты такая красивая!

– Торонто великолепен, – соглашаюсь я, беря паузу, чтобы обработать все, что только что вылетело из уст Мейбл.

Она определенно не застенчива и говорит со скоростью километра в минуту, странно хриплым для девушки голосом и с интонацией, которая немного отличается от интонаций ее матери.

Но самое главное, откуда эта девочка из Западной Аляски знает мой профиль в инстаграме?

– Внизу твоего письма была ссылка, – объясняет Агнес, вероятно, прочитав замешательство на моем лице. – Мне было любопытно, поэтому я кликнула на нее и попала на твой сайт. Клянусь, Мейбл обшарила там все до последнего уголка.

– А… Точно.

Моя автоматическая подпись. Я совершенно забыла о ней. Теперь все стало понятно.

– Значит, сегодня ты брала такси до реки? – спрашивает Мейбл.

– Э… да.

Требуется мгновение, чтобы связать все воедино. Я опубликовала несколько фотографий, сделанных ранее, и решила проигнорировать совет Дианы по поводу подписей. Я рассказала о своем дне в Бангоре, о дружелюбном таксисте с шестью детьми и еще одним на подходе, которого на самом деле зовут не Майкл, и о том, как он пользуется рекой, чтобы увидеть их. Это показалось мне более интересным и более правдивым.

Я запостила фотографии, наверное, час назад, но, похоже, даже здесь, в глуши, подростки не расстаются со своими телефонами.

– Мейбл, почему бы тебе не пойти умыться к ужину, а потом принести стул из моей комнаты?

Агнес начинает разделывать курицу умелыми движениями, выкладывая свеженарезанное мясо на маленькое белое блюдо.

Мейбл подходит и склоняется, чтобы осмотреть курицу, как это только что делала ее мать. Она выше Агнес по крайней мере на восемь сантиметров и одета в такие же бюджетные джинсы из масс-маркета.

– Ну как, я выбрала хорошую?

Агнес дергает левую ножку. Мясо начинает отделяться, и прозрачный сок стекает по золотистой шкурке.

– Да. Хотя мне бы хотелось, чтобы на окорочках было побольше жира.

– Это была самая медленная из них! Мне почти не пришлось бегать, чтобы поймать ее!

– Ты поймала наш ужин? – уточняю я.

Мейбл улыбается мне.

– Барри разрешил мне забрать одну домой на этой неделе за помощь на ферме.

– Это та ферма внизу по дороге? Кажется, я видела ее, когда бегала сегодня.

– Уиттаморы, – подтверждает Агнес. – Они довольно известны. Никто тут так не преуспел в фермерстве, как Барри и Дора. В прошлом году они вырастили более двадцати двух тонн овощей. И кто знает, сколько яиц в их подземном курятнике? Мы доставляем их продукты во многие деревни.

– Я была удивлена, что тут есть ферма, – признаю я. – Моя мама очень любит выращивать что-нибудь, но у нее никогда не получалось довести дело до конца.

– Сейчас сезон длиннее и теплее, чем двадцать четыре года назад. Но выращивать что-либо здесь – это все равно большой труд. Как это делают Уиттаморы, во всяком случае, – бормочет Агнес. – Барри оттаивает, обрабатывает и подготавливает почву целых два года, прежде чем сможет туда что-либо посадить.

– Да, он прокладывает эти огромные туннели, чтобы мы могли начать посев в феврале. В них нет ни ветра, ни снега, и там гораздо теплее.

Агнес смеется.

– Именно там я нахожу ее чаще всего после школы зимой. Или в их корневом погребе.

– О… Точно! – восклицает Мейбл так, будто только что вспомнила кое-что важное. – Барри сказал, что видел тебя этим утром. Ты была в ярко-розовом и неслась по дороге.

По крайней мере, он не сказал, что я была голой.

– Это была я. Съедаемая комарами заживо, – добавляю я, почесывая руку в том месте, где внезапно возникает зуд.

Милое личико Мейбл напрягается.

– Комары и мокрецы достанут тебя как следует.

– Мокрецы?

– Ага. В этом году они ужасны. Убедись, что ты в джинсах и толстовке, когда выходишь на улицу, и все будет хорошо.

– Я обязательно это сделаю.

Когда моя толстовка приедет из Анкориджа.

– Как сегодня дела на ферме, кстати? – спрашивает Агнес.

– Все то же самое. Скучновато.