Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Впрочем, иногда Даэн действительно злила ее. За время, проведенное в пути, Атеа уже не раз вызверялась на нее совершенно не ради игры – а потому, что действительно была не согласна с ее действиями. Да, Коршун была старше и опытнее. Да, она встречалась с настоящими дикими и умела сражаться с ними. Да, по уставу младшие Птицы в отряде обязаны беспрекословно подчиняться старшим – но Атеа так не могла. Иногда Даэн вела себя как глупая девчонка, и решения принимала такие же глупые, и в подобных ситуациях хоть кто-то должен был быть голосом разума. И Лебедь давно поняла, что в их отряде этим голосом может стать только она. Не Меред же, в самом деле.

Атеа лениво повернула голову, выныривая из своих мыслей и бросая долгий взгляд на Меред. Та сидела рядом, опираясь локтем на колено, и медленно, почти любовно, водила точильным бруском по лезвию Крыла. Движения ее рук были плавными, размеренными, почти что медитативными – девушка смотрела лишь на линию стали, красиво изогнутую, будто орлиное перо с острой режущей кромкой. Под бруском лезвие пело, тихо и нежно присвистывая, когда Меред уводила руку. К длинной рукояти, надежно зажатой в руке, было привязано настоящее перо, бледно-серое, с черным кончиком, и невидимый ветер играл с ним, как дитя играет с цветными лентами в Огнецветов День.

Лебедь мысленно закатила глаза. Меред продолжала оставаться ребенком и верила во всякие байки. Впрочем, не она одна: каждому поколению Птиц Наставницы рассказывали, что перо птицы, в честь которой нарекают девочку, приносит удачу и защищает в бою. Поэтому очень часто на рукоять Второго Крыла глупые девицы навешивали целые пушистые метелки, будто это действительно могло уберечь от когтей дикого духа. Атеа тоже когда-то была такой же дурной и даже провела пару недель у предгорных озер, разыскивая гнездовье лебедей. Подбирать непонятные перья с земли она брезговала, поэтому терпеливо ждала, когда богиня снизойдет и пошлет ей хоть какой-то знак. Впрочем, знак пришел: когда она все-таки нашла лебедей и уже подкрадывалась к самке, высиживающей яйцо, эта длинношеяя курица разоралась, и на ее вопли прибежал отец семейства. Лебедь гнал Атеа от пруда довольно долго, шумно хлопая крыльями и норовя посильнее ущипнуть, и посему девушка сделала вывод, что богине, в общем-то, плевать, носит ли с собой Келерийская Птица перо своей нареченной сестры или нет.

А вот Меред – нет. Никто не знал, как прозвали ее после Посвящения – даже Атеа, ближе которой у молчаливой угрюмой девушки не было никого. Поэтому когда Меред однажды вернулась с гор, бережно неся в руке это самое перышко, Лебедь провела невесть сколько часов, пытаясь разгадать, кому оно принадлежало. Проблема была в том, что слишком много птиц в здешних краях подходило на должность его хозяина, а Меред лишь улыбалась, навязывая на прочную нитку две деревянные бусины и бледно-серое перо, и вскоре Атеа махнула на нее рукой и прекратила обижаться на молчаливую подругу. Все равно слова из нее не выбьешь.

Меред вообще была очень суеверной. Она с самого детства собирала все приметы, каждое утро обращалась лицом к солнцу и кланялась ему, а перед тем, как сломить ветку, просила прощения у Богини. Поэтому с ней особо никто и не общался – каждый вечер, когда остальные девчонки собирались на одной из кроватей и принимались обсуждать Наставниц или рассказывать всякие байки, маленькая Меред усаживалась в самый дальний угол к окошку и смотрела за стекло, как-то неуклюже обнимая собственные колени. Однажды Атеа подошла к ней, как всегда задрала подбородок и спросила, что она делает. А хмурая, как медвежонок, Меред зыркнула на нее из-под насупленных бровей и тихонько ответила: «Молюсь».

С тех пор и началась их странная дружба. Меред всегда была одиночкой, сторонилась других девочек и предпочитала провести время на тренировочном плато, а не в компании шумных Птенцов. Атеа же, сколько бы подружек не крутилось вокруг нее, всегда прибегала к некрасивой, нескладной Меред и без умолку трещала ей на ухо, рассказывая очередную глупость. Поначалу девочка чуралась ее, старательно пряча глаза и будто бы боясь чего-то, но через некоторое время привыкла и начала отвечать Атеа теплой, хоть и несколько неуклюжей, взаимностью. Личным успехом Лебедь считала день, когда Меред прямо взглянула ей в глаза.

Тогда Лебедь, кажется, рассказывала девочке историю своей жизни – и плакала. Первая тренировка прошла неудачно, все тело было в синяках и болело нещадно, а нежные руки Атеа превратились в сплошную мозоль со стертой в кровь кожей. Болел и живот – впервые пришла лунная кровь, и девочка чувствовала себя совершенно разбитой, грязной и брошенной всеми богами. Меред беспомощно топталась рядом, иногда осторожно дотрагиваясь до плеча будущей Птицы и тут же отдергивая руку, словно от огня – а девочка с золотыми косами всхлипывала, сердито растирая по лицу горькие слезы.