Дикая весна

Малин сидит за компьютером, намереваясь лично начать именно с этого. Хочет узнать, кто была Ханна Вигерё, кто были девочки. Самое странное, что до сих пор они этого не сделали. Но все произошло так быстро…

Зак. Где он?

Малин хочет позвонить ему, но надеется, что Свен уже рассказал ему, как они с Малин будут работать дальше.

Зак пойдет с ней в огонь и в воду, она это знает. И еще она знает, что ей пригодится вся та энергия натиска, которой он обладает, способность взять быка за рога. Не дать сбить себя с толку – и действовать. Он сможет следовать новой версии, связанной с семьей Вигерё. Постарается увидеть все расследование взрыва бомбы в новом свете.

Он должен это выдержать.

Шестилетних девочек не должны взрывать.

Их мать не должны душить подушкой в больнице.

Такое нельзя оставить безнаказанным.

– Малин!

Она слышит за спиной голос Зака – и теперь чувствует себя уверенно, возвращается в настоящее. «С того момента, как взорвалась бомба, меня несло по воздуху взрывной волной», – думает она.

– Давай браться за работу, – говорит Зак. – Свен рассказал мне про Ханну Вигерё – и что он от нас хочет.

Малин кивает.

– Я собиралась начать с базы регистрации населения.

Зак подтягивает свой стул, стоящий с другой стороны их общего стола, и садится рядом с Малин, а она начинает нажимать на кнопки, использует свой полицейский код доступа – и вскоре перед ними на экране появляются данные Ханны Вигерё.

Родилась в Линчёпинге в 1969 году, родители – Юхан и Карин Карлссон.

С 1994 года замужем за Понтусом Вигерё.

И близнецы.

Они родились в 2004 году.

Ничего странного, ничего необычного.

– Девочки, – подсказывает Зак. – Посмотри на них. Зайди в их данные.

– А мы что, не проверяли их свидетельства о рождении?

– Насколько я знаю, нет. Их личность была установлена благодаря карте зубного врача. А потом у нас не было повода посмотреть на них повнимательнее.

Черный зрачок, детский ангельский глазик над куском оторванной щеки…

«Я до сих пор не знаю, кому принадлежал тот глаз, кто из них смотрел на меня, – думает Малин. – Но какое это имеет значение? Вы были близняшки, возможно, воспринимали себя как одного человека – такое часто бывает с близнецами».

На экране появляются данные Тювы Вигерё.

– Стоп, – произносит Зак. – Ты видишь то, что вижу я?

Малин затаивает дыхание.

Потом читает вслух:

– Родилась в две тысячи четвертом году, в Стокгольме, в Каролинской больнице. При рождении удочерена супругами Понтусом и Ханной Вигерё.

– Можно ли узнать, кто их настоящие родители?

– Не знаю, – отвечает Малин и, кликая мышкой, начинает поиск, но такой информации нет. Малин знает, что где-то она должна быть, – но, вероятно, недоступна в реестре учета населения в Интернете.

– Ах ты, черт! – восклицает Малин.

– Необычный случай – удочерение шведских детей, – бормочет Зак.

– И, тем не менее, такое случается, – говорит Малин. – Насколько я понимаю, это невероятная удача для родителей. Таких усыновлений – всего десять-двадцать случаев в год. Я где-то об этом читала – социальная служба предпочитает направлять таких детей в воспитательную семью.

Малин думает о своем брате. Никто не захотел его взять. Дефектный товар никому не нужен, даже собственной матери.

Они прокручивают ниже.

Смотрят на данные сестры Миры.

Само собой, то же самое.

Они возбужденно пробегают глазами по рядам нейтральных букв, формальных предложений, – и Малин чувствует, что за ними скрывается правда, скрывающая другую правду.

В интернет-базе нет информации об усыновлении.

Малин отпускает мышь, поворачивается к Заку.

– Ты не знаешь, где можно добыть информацию? В каком органе хранятся архивы?

– Понятия не имею.

Форс звонит Юхану прямо по Интернету, зная, что он сидит за своим компьютером в другом конце офисного пространства.

– Чисто юридически усыновление устанавливает суд, – говорит тот. – Думаю, в их реестре что-то должно быть. Но вам придется обратиться в бумажный архив, цифровая информация так долго не хранится. Закон об обработке персональных данных.

– Спасибо, Юхан!

Затем Малин видит Бёрье и Вальдемара, входящих в офис, – они увлечены неким новым оживленным разговором и выглядят как два друга, которые встретились после долгой разлуки.

Она подзывает их к себе. Рассказывает, чего она от них хочет, что им теперь стало известно.

К ее удивлению, ни один из них не морщит нос, не раздражается – похоже, они признают за ней авторитет, лишь говорят: «Сделаем!» – и выходят прочь тем же путем, каким вошли.

– Я скажу Свену, что вы пропустите утреннее совещание! – кричит она им вслед.

* * *

Лицо в зеркале в узком затхлом туалете ускользает от Малин, хотя она знает, что видит саму себя.

Но кто это на самом деле? Знаю ли я ответ на этот вопрос?

И она ломает голову, похож ли брат на нее.

«Как ты выглядишь?» – мысленно шепчет она и думает о девочках, красивых и милых, исполненных жизни на фотографиях в квартире семьи в Экхольмене. Нельзя сказать, чтобы они внешне так уж заметно отличались от Ханны Вигерё.

Отказные дети.

«Кто-то не захотел вас, но кто мог отказаться от двух таких чудесных девочек?

Кто бросил вас?

И никто, никто не захотел взять тебя, мой брат.