Дикарь

Когда я спустил ноги на пол, Труди изо всех сил замотала головой.

— Лежи, где лежишь.

— Он убьет нас обоих, если я не убью его.

— Ты его не убьешь.

— Я перережу ему глотку его же собственным ножом, он и проснуться не успеет.

— Если ты слезешь с койки, я закричу.

— Да что с тобой такое?

— Ты посмотри, что он уже сделал со мной из-за твоей дурости. Это не тебя связали и отлупили.

— Я очень жалею, что не меня. Честно.

— Но не тебя. Если ты попробуешь напасть на него снова, нечего и говорить, что он сотворит со мной.

— Ничего не сотворит, если выживет, конечно.

— Ляг и замолкни. Богом клянусь, я закричу, если ты не угомонишься.

Что ж! Я растянулся на кровати и снова укрылся одеялом.

— Если бы ты не заставила связать тебя по новой, — пробормотал я, — мы бы его задушили. Теперь все было бы кончено, и он бы не мучил тебя вот так. Мы бы уже плыли в Лондон.

— Заткнись и спи.

— Молчу-молчу.

— Спи-спи. Хватит на меня пялиться.

— Я просто наблюдаю за тобой.

— Знаю я, что ты делаешь. Ты ужасный и гадкий. А теперь прекрати и отвернись к стене.

— Ну уж нет, мэм, извиняюсь. Если не желаешь, чтобы я видел тебя спереди, можешь повернуться.

Я не понимал, почему она сама до этого не додумалась.

— Если хочешь знать, мне нужно видеть лампу. — Она стояла у двери за изножьем моей койки. — Глядя на нее, мне проще держать равновесие.

— Ладно, стой как стоишь. Можешь не переживать, я особенно видом не наслаждаюсь.

Она пробормотала:

— Животное.

И смолкла.

Я не сводил с нее глаз. Она продолжала переступать с ноги на ногу. Казалось, она заранее знала, в какую сторону качнется пол в следующий момент, и успевала переступить с ноги на ногу заблаговременно. У нее здорово получалось, однако я сильно сомневался, что она сможет продержаться всю ночь или хотя бы до того момента, как Уиттл проснется и развяжет ее.

Я мог видеть, как ее донимал холод. Она покрылась мурашками и вся дрожала. Время шло, дрожь усилилась до того, что Труди уже всю трясло. Зубы выбивали барабанную дробь. Она извивалась всем телом, словно танцовщицы из арабского гарема, о которых я когда-то читал. Затем она стала дергаться похлеще любой танцовщицы. То, как она дрожала, дергалась и тряслась, делало ее похожей на марионетку, кукловода которой внезапно хватил судорожный паралич.

Внезапно судно ухнуло носом вниз, и Труди сшибло с ног. Она завалилась назад, но петля удержала ее. Захрипев, она вскинула связанные руки и схватила веревку на уровне лица, кренясь при этом к полу. В тот момент, когда она уже почти обрела равновесие, очередной вираж судна снова сбил ее с ног.

А Уиттл знай себе храпел.

Я бы мог разбудить его криком, но решил, что он просто оставит ее болтаться.

Я свалился с кровати, угодив связанными ногами прямо в рагу. Приложился об пол я довольно сильно, но это меня не остановило. В мгновение ока я встал на карачки и торопливо пополз к Труди. Будучи связанным, я не знал, как мне помочь ей.

Тем не менее, получилось так: я залез ей прямо под дрыгающиеся ноги. Отвесив мне несколько пинков, она перестала сучить ногами и воспользовалась моими плечами в качестве опоры. Я нырнул вперед, оттолкнул ее ноги назад, и вскоре Труди вновь обрела равновесие. Она кашляла и хватала ртом воздух, но я убедился, что она больше не задыхается.

Она стояла, трясясь и тяжело дыша, и с такой силой сжимала коленями мою голову, что я опасался, как бы не треснул череп.

— Отпусти, — прошептал я.

— Я упаду. — Голос у нее был плаксивый и испуганный.

Кто-то засмеялся. Это был не я. И не Труди.

— Уиттл! — закричал я. — Помоги!

— Это было чудесное зрелище. Мне бы не хотелось его портить.

Неужели он вовсе не спал, и храп был просто уловкой?

— Развяжи ее, черт тебя раздери!

— Пожалуйста! — прорыдала Труди.

— Вы и без меня неплохо справляетесь. Продолжайте в том же духе.

Я ругался нехорошими словами, Труди продолжала его умолять. Уиттл смеялся, явно довольный собой. Однако в конце концов он, должно быть, утомился от наших мольб, так как сказал:

— Сейчас же прекратите молоть ерунду, или я выйду из себя!

— Отпусти ее наконец! — потребовал я.

Я услышал громкий хлопок. Труди вскрикнула, дернулась и чуть не размозжила мне череп. Затем она зарыдала в голос.

После этого мы оба наглухо замолчали.

Мы остались в том же положении. Со связанными руками и ногами я был не очень устойчив. То, что Труди держала меня ногами за голову, помогало мне не завалиться набок, а я не давал ей упасть назад или вперед. Тот еще расклад, но в общем и целом он работал.

Время от времени мы все-таки падали, и тогда Труди начинала задыхаться, пока я не водворял свои руки и ноги на место, а она по новой не вцеплялась мне в голову.

Я трясся от холода, так что приходилось держаться изо всех сил, чтобы оставаться в том же положении. Каждый мой мускул ходил под кожей ходуном. Не знаю, как люди работают до седьмого пота на холоде, но я убедился, что этот самый пот отлично схватывается на воздухе, отчего чувствуешь себя покрытым ледяной коркой.