Дикий Огонь (СИ)

Я сам не понял, как в рот мне влили стопку медовухи. Горло обожгло, мир обрел яркость и четкость. Сияли звезды, полыхала деревня, меня кружил хоровод, и я кружился вместе с ним. Дикий танец, танец огня, танец смерти. Неистовый танец наконец-то обретших свободу подростков, почти детей. Кого они спалили, кто здесь жил? Жестокие мучители, измывающиеся над колдунами и получившие по заслугам? Обычные старики, запрещавшие колдовать направо и налево? Их деды, матери, отцы? Я этого не узнаю, да и какое это имеет значение. Кто-то бросил в центр круга полено, магией поджег его, и молодые колдуны принялись прыгать через костер. Я прыгнул вместе со всеми и истерически рассмеялся.

- Слава Императрице!

В руку мне суют еще одну чарку, к носу подносят щепотку порошка. Я хохочу, плачу и не могу остановиться.

- Слава Императрице!

Слава Императрице. Слава госпоже Лофт, превратившей эти дома в головешки, а этих детей – в безумцев. Слава королю Иераму и моему отцу, истреблявшим магов пачками, зажегшим в них эту слепую ненависть, и многим королям и канцлерам до них. Слава Шамору и тем, кто заставил ответить за его преступления тысячи невиновных. Слава нам всем.

Хоровод кружился все быстрее, жар костра лизал мне ноги, но шабаш не останавливался. Мне было весело, истерически весело, так, как никогда раньше. Весело и страшно.

Когда пляска закончилась, я не понял. Просто все вдруг разом выдохлись и, как по команде, попадали на землю. Деревня давно догорела, мы валялись на пепелище. Сидори стояла рядом, скрестив руки на груди, и осуждающе взирала на это мракобесие. Никто не обращал на нас внимания, похоже, все вообще забыли, что среди них находятся двое чужаков. Кто-то, лежа на земле, нюхал хараши, кто-то уже спал.

Я подошел к Сидори.

- Извини. Идем отсюда.

- Де Лантор…

- Ну что? Мне надо было как-то снять нервное напряжение. И не де Лантор, а Эмиль.

- Эмиль. Мы плетемся по колено в грязи и крови, по катящемуся во Тьму миру, мимо виселиц и костров, мимо крови и боли. А ты танцуешь на пожаре. Ты действительно считаешь, что это уместно? Лететь во Тьму весело и с песней?

- Сидори, я живу во Тьме. С самого детства. И единственный способ, который я изобрел, чтобы не сойти с ума – идти по ней весело и с песней.

И мы ехали дальше. А мир летел во Тьму. Весело и с песней.

Были и поселения, где жители решили остаться. В одном таком нам встретился шаморанец.

- Он вот так завывает и его не трогают? – удивился я. - Хырхские колдуны от радости бы прослезились.

- Боятся. Видишь виселицу?

Я видел. Виселица прямо-таки полнилась.

- Здесь недавно прошел рейд. И постарался, чтоб у местных и мысли не возникало трогать колдунов.

- Хватают всех подряд?

- Ну что ты. Устанавливают новый миропорядок, занимаются просветительской работой с населением и строят прекрасное будущее с равными правами для всех. Вешают только по крайней необходимости, тех, кто уличен в ксенофобии.

- То есть хватают всех подряд?

- То есть да.

- Этот убогий, насколько я вижу, не колдун. Да и Шамора маги осуждают. Не почитают уж точно.

- Да ладно? А кто из каждого магокамня так вдохновенно рассказывал, что Лофт отправляет кровавые жертвы Шамору?

Я промолчал.

- И вечное блаженство настанет, слышите, вечное! – орал проповедник. – Не бойтесь, не противьтесь неизбежному, соединятся два мира, и будет нам счастье. Но не сразу, ох, не сразу. Выстрадать нужно лучший мир, кровью выстрадать, слезами оплакать. Когда явился вам Шамор в мудрости и милости своей, что вы сделали? Что вы сделали, я спрашиваю?! Отвергли вы спасителя своего, на муки обрекли! И страдать вам теперь! Страдать, слышите! Кайтесь, ибо Шамор вернется! Вернется в обличии ином, с силою великою, и все вы падете перед ним на колени!

Горожане проходили, опуская голову. Мутный, словно протухший взгляд шаморанца выцепил из людского потока молодую девку.

- Идет она, бесстыдница! Небось, перед каждым ноги раздвигает. Все страдать будете, все! И ты, прошмандовка! Покайтесь, псы смердявые. Покайтесь!

Хлопнули ставни, и проповедника окатило ведро с нечистотами. По улице прокатился хохот, шаморанец вытаращил глаза, замахал руками и завизжал проклятия, пытаясь вытряхнуть из волос картофельные очистки. Оскорбленная девица показала ему средний палец.

- Дурдом, - пробормотал я.

- Дурдом был в Хырхе, а это подступающая война. Главным рупором которой был ты. Покайся, Эмиль. Покайся.

На двери покосившегося дома красовалась криво намалеванная надпись: «Колдун», дальше было старательно замазано непечатное слово и поверху приписано: «наш друг!»

Я повернулся к Сидори.

- Давай повернем, пока еще не поздно. На кой Шамор нам сдался этот Адланис? Сбежим.

- Куда?

- Да куда угодно!

- Куда угодно, куда вскоре придет война? – горько усмехнулась Сидори. – Без денег?

- Деньги я достану. Поверь, уж это я умею.

Колдунья покачала головой.

- Я не побегу, Эмиль. И ты не побежишь. Наш путь лежит в Адланис.

Я глубоко вздохнул.

***