Диколесье. Сборник историй

– Хотела подальше улететь, Дерево.

Ветер нес темные тучи, тащил свинец с дальнего горизонта.

– А почему не улетела?

– Потому что не могу. тут мои ветра, тут мой мир, тут ты. Словно я создана кем-то для этого места.

Сложно было признать это, но…

– Я рад, что ты вернулась.

– Я тоже, дерево. Только… только пообещай мне, пока мы на берегу осени, пока не началась зима – пообещай не забыть меня как того козла. Хорошо?

Я нечаянно махнул веткой и последние листья упали в воду.

– Только и ты пообещай, Сорока. Перезимуй. Непременно перезимуй.

А я буду ждать тебя на берегу

Петля

Изморозь осыпалась с веток, стоило только с них спорхнуть. Мягкие белые хлопья от моих крыльев. Шум и крик. Беги, Лиса!

Рыжая убегает. А я смотрю на петлю на белом, белом снегу. Внутри – кишки и мертвая курица. Ароматно, тем более что зима, еды найти сложно. Вот и завелся… ну как завелся… Жил он тут всегда. На краю деревни один мужик. Падла-человечек, даже мне, Сороке, понятно.

Держал он птиц. Обычных уток, кур. Против них я ничего не имела, даже всегда была «за» – зерно у них подтыривать было очень удобно. Как-то однажды, кто-то очень голодный взял одну курочку зимой. А что, загораживаться надо лучше. Все что в поле – дикое.

Одну, Лиса ведь не Хорек и не Камышовый Кот. Так, чтобы выжить.

А мужик взъелся. Ходил, проклинал. Хотя я видела, у него у уток лапы померзли, потому что он им сарай зажлобил утеплить. Так что не жалко было. Так он взъелся, и стал под самую темную ночь да около нее, ставить петли. Мол, если к Новому Году не поймает кого – то год прожит зря. Потом даже ружье купил и стал ходить по следам. Никто уж и не трогает давно, а он так вот… злобит.

Уже который год. Холод, снег, зима. На белом снегу – петля с приманкой. Сложно лисе устоять. Да и мне сложно. Я так второй год бью крыльями, кричу, если лезет лиса в петлю. А до меня так мамка моя Сорока , тоже зверьям говорила. Прочь!

А сегодня… сегодня туда чуть собака не угодила. Вернее, угодила, я не успела крикнуть, не с леса она шла. а от деревни. Серая лайка уволокла петлю вместе с тушкой.

То-то же, поделом.

Я сижу утром на ветку и жду. Он приходит, шарит под снегом. Смотрит следы.

– Ну ничего, я сегодня новую поставлю! Надо ж кого-то добыть к самой темной ночи…

Он говорит «добыть», но это значит – убить. Убить и изжарить в адском пламени.

Эх, люди. Медведи и то их сырыми едят, они не такие звери.

Эта зима никогда не закончится

Белый снег, сизый лед. Звенящая тишина вокруг. Я только проснулся несколько дней назад, и чувствую себя безумно одиноким. Моя жизнь только началась. Я – Новый Год.

– Эй, есть кто живой?

Живые есть, но они молчат. Они спят. А кто-то просто боится – вдруг придет хищник, или еще хуже, человек.

Я иду один по бескрайнему лесу. Кажется, что снег не закончится никогда.

– Есть кто живой? – шепотом спрашиваю я.

– Да есть, конечно! – На ветку дерева садится Сорока. – Ты чего тут делаешь, а?

– Ничего, – это было правдой. Что еще можно делать, когда мороз стоит такой, что дыхание инеем застывает на лице?

А дальше – я знал это прекрасно— дальше будет еще морознее, еще снежнее. Я пойду еще глубже в зиму.

Сорока уселась на ветку кряжистого дерева у обрыва.

– А что дальше делать будешь?

– К людям бы надо.

– Зачем? Им что ты, что прошлый год – как жили не по природе, так и будут жить.

Я вздохнул.

– Если не пойду вперед, то эта зима никогда не закончится.

– А ты пойдешь вперед?

Я кивнул.

– Удачи, Новый! – крикнула Сорока и полетела прочь. У нее были свои дела.

Я должен идти вперед, как все мои предшественники, один. Из самого темного дня зимы, сквозь снег и метели, сквозь холод и лед, шаг за шагом – в весну. В тепло, ручьи и цветы. К пчелам на вербе. А потом, в томящую жару лета, и в приятный осенний дождь. Я исчезну к самому темному зимнему дню… Исчезну навсегда, чтобы пришел другой.

И я не хочу идти, чтобы в конце исчезнуть, но если я буду стоять, то эта зима никогда не закончится.

Я делаю шаг…

Тропы

Они когда-то были нашими братьями, а потом наши тропы разошлись

Они пошли за людьми. Эй, друг, чем тебе так приглянулся костер? Разве жареное мясо вкуснее сырого? Разве поводок приятнее свободы?

Нам не понять.

Так же как и они, шагаю по снегу впереди людей, не понимают нас. Не понимают нашего голода, нашей свободы, нашего леса. Человек отпускает их, но они так давно потеряли волю, променяв на преданность, что даже не думают о том, чтобы вернуться домой.

Да мы их и не пустим. В злой хватке я нападу и буду драться. Кажется, что нам делить, и я, и они – охотники. Но нет, это мой лес. Я не убиваю ради забавы. И им не позволю.

Нашей войне тысячи лет. Она не закончится никогда. Мы не простим собак за то, что предали нас и стали преданными людям. Они не понимают нас – за смелость.

Зима, они придут снова. Будут вычислять, кого убить по следам.

Хорошо, есть птицы. Они видят все издалека.

– Слышишь, Сорока? Придут собаки – скажи.

Когда рождается новый день