Диктаторы в зеркале медицины

В двадцатые годы укрепилось не только чувство собственного достоинства Сталина, существенно вырос также и его авторитет. Тот Сталин начала десятилетия, которого описал Борис Бажанов, был совсем не похож на того, который в октябре 1927 года окончательно победил в ЦК своего непримиримого соперника Троцкого. Тонкие шахматные ходы, которыми он нейтрализовал три другие фракции в политбюро, можно назвать «классическим примером макиавеллиевской политики». При этом не так уж важно, действовал он по заранее намеченному плану или его успех объясняется в основном гибким и неразборчивым применением беспощадных средств борьбы. Как бы то ни было, в декабре 1929 года, к своему пятидесятилетию, ему удалось окончательно вытеснить из политбюро всех, с кем он начинал там свою деятельность: Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина и Томского. Единственным исключением был Алексей Рыков, но и тот уже в 1930 году лишился всех постов.

Сталин в личной жизни

За немногими исключениями, «личную жизнь» Сталина составляла его работа. Распорядок его дня всегда был одинаков и в будни, и по воскресеньям. По сообщению профессора Плетнева, бывшего с 1927 года личным врачом Сталина, ежедневно между шестью и семью утра его посещал врач. Врач решал, сколько часов Сталину следует в этот день работать, а затем наблюдал за гимнастическими упражнениями и за массажем лица и тела. Обе процедуры проводились, как правило, и утром, и вечером. Вместо ванны он ежедневно принимал душ. Обычно перед обедом он два часа отдыхал. В это время его тело протирали холодной водой и одеколоном. За час до приема пищи врач был обязан провести химический анализ блюд, для того чтобы выявить наличие вредных примесей или яда. Приготовление пиши происходило в кухне, больше напоминавшей исследовательский институт, где лучшие повара старались превзойти друг друга. Для Сталина готовили очень аппетитные французские, грузинские и русские блюда. Позднее дочь Сталина Светлана рассказывала: «К его столу доставляли рыбу из специальных прудов, фазанов и барашков из собственных хозяйств, грузинские вина урожая лучших лет. С юга самолетом доставлялись свежие фрукты. Он не имел понятия, сколько стоит доставка всех этих вещей… Мне неизвестно, знал ли отец… что все съестное, поставлявшееся на кухню, специальные врачи подвергали химическому анализу на наличие яда. Каждый образец хлеба, мяса или фруктов снабжался аттестатом «Ядовитые вещества не обнаружены», на котором ставилась печать и подпись ответственного. Иногда в нашу кремлевскую квартиру приходил доктор Дьяков со своим баллончиком и брал пробы воздуха во всех комнатах». Часто Сталин приказывал ставить на стол серебряную посуду, полученную царем Иваном Грозным в подарок от английской королевы Елизаветы I. Иван Грозный очень любил этот сервиз и регулярно им пользовался. Сталин повесил портрет этого царя в своем кабинете и, по-видимому, очень комфортно чувствовал себя в его присутствии.

Сталин говорил по-русски плохо, с сильным акцентом. Однако, как сообщает Милован Джилас, у него был богатый запас слов, его манера выражаться была живой и пластичной, он оснащал свою речь большим количеством русских пословиц и поговорок и, как ни странно, не был лишен чувства юмора, «юмор его был грубоватым, самонадеянным, но не лишенным некоторой тонкости». Единственным развлечением в монотонной жизни Сталина были застолья с ближайшими соратниками и с зарубежными гостями. Милован Джилас рассказывал, что во время посещения Москвы в 1944 году его удивило, как много ест Сталин: «Такое количество еды было бы удивительным и для значительно более крупного человека». Если верить молве, он мог выпить до двадцати рюмок водки, и у него даже не начинал заплетаться язык. Американские дипломаты подтверждают, что никогда не видели Сталина пьяным даже после весьма многочисленных тостов. Во время пьянок с товарищами по партии на своей даче он с удовольствием употреблял грубые и вульгарные выражения. Во время таких мероприятий наибольшее удовольствие доставляли ему топорные шутки. Например, один из собутыльников мог положить на сиденье соседа помидор в тот момент, когда тот садился.