Что касается идейного содержания книг, бедные цензоры вынуждены сталкиваться с множеством щекотливых вопросов – многие из них проще и безопаснее всего решить, полностью запретив книгу. Именно это и случилось с работой «Корабль», содержавшей своеобразный материал, касающийся легенд о секте хлыстов времён императрицы Елизаветы, легенд о том, что первой «крёстной матерью» секты была именно дочь Петра Великого, и др. Конечно, материал был чисто исторический, но содержание было слишком «мистическим», и работу не издали. Один мой молодой друг написал научный труд об известном современном российском поэте Анне Ахматовой, о её стиле и др. Поскольку в творчестве поэта есть религиозные мотивы, то в содержании и характере цитат, естественно, было много «религиозного», в связи с чем цензор запретил работу. Однако цензора сменили, новый оказался более интеллигентным человеком, мой друг объяснил ему, что дело было всего лишь в цитатах из незапрещённых стихотворений, и работа прошла-таки сквозь чистилище.
Сложнее обстоит дело с вопросами, касающимися современного интеллектуального мышления. Мне известно, что теории Эйнштейна долго ставили коммунистическую цензуру в затруднительное положение – были ли эти теории опасны для истинного и правильного мировоззрения? Мой друг, философ из Института красной профессуры, наивно ответил мне, что сомнения на этот счёт действительно были, но с тем большей радостью он рассказывал о том, что теперь проблема решена, идеи Эйнштейна сочли безобидными и у них «даже появился специалист в этой области».
В высшей степени неприятной проблемой была работа Бергсона о длительности и одновременности. Долгое время её не хотели печатать, но в конце концов нашли компромисс – позволили работе выйти, но ограниченным тиражом, чтобы бацилла не попала в слишком большое число несведущих или слабых душ. Долгое время невозможно было напечатать Шпенглера. Но потом возникла мысль предложить предисловие, и это помогло. Опасного мыслителя напечатали – однако, насколько мне удалось выяснить, сильно ограниченным тиражом.
Этот приём с предисловием, где делают оговорки и выражают полное несогласие с содержанием книги, – все должны правильно понимать издателей и редакторов и не думать, что те разделяют опасные идеи или занимаются их пропагандой, – в целом нередко помогает. Передо мной лежит небольшая работа «Актуальная бесконечность» (Зенона Элейского и Георга Кантора). Подробное описание темы я уступлю математикам. Достаточно того, что цензура посчитала работу слишком опасной для научного здоровья Советской республики и книгу не выпустили. После переговоров профессор, занимавшийся редактурой, соблаговолил составить предисловие, содержащее следующие строки: «Трансфинитная арифметика явилась новой ветвью математики и, таким образом, расширила область, доступную человеческой мысли. Хотя сам писатель посчитал возможным пользоваться ею в силу неких принципов из рода метафизики и теологии, с точки зрения математики это было бы неправильно». Под таким соусом работу пропустили; как мне сказали, «еле-еле», – цензор счёл процитированную оговорку очень бледной.
Даже когда речь шла об издании Платона, выпускающей книгу фирме пришлось много торговаться с цензурой, чтобы добиться разрешения на публикацию, поскольку великий античный мыслитель проповедует теории об обществе, которые не могут быть почерпнуты из трудов Маркса. В итоге стороны сошлись на подобающем предисловии. По обыкновению предисловие, как известно, помещают в первом томе, однако, поскольку вопрос касался писателя с уважаемым именем, добродушный цензор согласился на дополнительную поблажку. Так как неприемлемые теории появлялись только в последнем томе, он пошёл на то, чтобы и предисловие к изданию помещалось там же. Relata refero[66].