Динь. История одной волчицы (СИ)

— Узнаешь?.. — прошипел над ухом знакомый голос. Волчица подняла голову и увидела Змея. Абсолютной чернотой он возвышался посреди Северного Сияния, и ни одна искра цвета не отражалась в его чешуе.

— Ты? Опять ты! Что тебе нужно? — спросила Динь, вскакивая на лапы. Она смотрела на Змея с неприязнью, и сердце неприятно ныло от предчувствия чего-то плохого.

— А ты ужже не такая госстеприимная, как в нашшу первую всстречу, — Змей издевательски улыбнулся и опустил голову в насмешливом поклоне, — я ведь пришшел сказать тебе сспасибо…

— За что? — настороженно спросила Динь, отступая на шаг.

— Ну, как жже, — с поддельным изумлением сказал Змей, — мне было так плохо тогда, когда я увидел тебя в первый раз, а ты ссамоотверженно помогла мне. Ожживила. Восскресила, так ссказать… любезно скормив мне ссамое дорогое, что у тебя было…

Раздвоенный язык, столь же черный, как и сам Змей, на миг выскользнул из его пасти, дважды тронул воздух и скрылся вновь. Динь наблюдала за этим с омерзением.

— О чем ты говоришь? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Как о чем? — Змей опустил к волчице уродливую голову, и ее ухо обожгло жаром его дыхания, — я думал, ты знала, что делаешшь, когда скармливала мне любовь Туама и ссвоей матери… Видишшь, как я оправился. А, уж когда ты отведала горечи предательства, мне сстало ссовсем хорошшо… — Змей вытянулся во весь свой огромный рост.

Перед Динь замелькали воспоминания о том страшном Испытании. Ничего она не скармливала Змею, кроме тех цветов, на которые он указывал… И ничего не ела, кроме того же цвета. И, все же, теперь до нее стало доходить истинное значение тех цветов.

— Ты… — она шарахнулась от него, — ты обманул меня!

— Не ссказал вссей правды, будет вернее… — уточнил Змей.

— Ты и сейчас обманываешь! Туам любил меня!

— Может быть… До тех пор, пока ты не ссскормила самое сссветлое из его чувссств мне. И, хоть я предпочитаю сстрахи и ненависсть, да, ту ссамую, которую ты ко мне сейчас испытываешшь, — язык снова выскользнул из пасти, — любовь тоже была ничего так…

— Ты лжешь! — рыкнула Динь.

— Знаешь, Туам умер… — Змей задумчиво подпер подбородок кончиком хвоста, — это, конечно, случайность, трагическая, нелепая, ужасная…

— Не смей трогать его смерть своей грязной пастью! — пророкотала Динь, чувствуя, что она совсем уже не боится Змея, стоило тому задеть ее воспоминания о волке, которого она любила больше жизни и больше своего Стерна, — он умер, спасая меня, потому что любил!

— Злиссь, милая, злиссь… Твоя злоссть невероятно вкуссна, хоть она немного горчит праведносстью, — Змей заглянул волчице в глаза, и как ей не хотелось отвернуться, его алые сверкающие глаза приковывали к себе, не давая шевельнуться, — но Туам умер, потому что чувствовал долг перед тобой. И, ещще, потому что исспугался того, что он больше тебя не любит, а без любви к тебе… какой кошмар… он не смог бы жить… А твоя мать предала тебя перед ссудом, потому что я сожрал ее чувства к тебе, с твоего позволения, конечно. И вернулась, потому, что чувствовала, что должна сделать это, а не из каких-то других возвышенных побуждений. Ксстати, если это ссделает тебя ссчастливой, она чувсствует себя невероятно виноватой…

Динь прерывисто вздохнула. Ей хотелось возразить ему, вцепиться в морду, но два рубина его глаз сверкали перед ее мордой, и она не могла вымолвить ни слова, вынужденная, будто окаменев, слушать его черные слова.

— Видишшь, как вссе просто… — прошипел Змей, — мне, конечно, жаль тебя огорчать, но в ссмерти Туама есть и другая твоя вина. Тебе даже извесстно о ней…

Он повел хвостом, и в хаосе цвета Динь увидела бегущего оленя.

— Каким, порой, жесстоким бывает Свет, — протянул Змей, — это так нессправедливо, когда наши добрые дела приводят к таким ужассным посследствиям. Если бы ты не сспасла ту олениху, Туам был бы жив…

— Я не знала об этом! — в отчаянии воскликнула волчица.

— А ессли бы знала? Ты позволила бы умереть оленю, чтобы сспасти Туама?

— Я… — Динь замялась, потому что ответ был страшен своей очевидностью, — я…

— Отвечай! — прошипел Змей. Его морда оказалась совсем рядом с мордой Динь. Дышать стало трудно, так раскалился воздух от его дыхания. Язык, дернувшись, едва не коснулся носа Динь и та дернулась от беспомощного омерзения.

— Ну, так… — Змей улыбнулся во всю ширину пасти, — я жжду…

— Убирайся, — услышала Динь родной холодный голос, — тебе здесь не рады.

Она все еще не могла шевелиться, но алый огонек во взгляде Змея словно бы стал не таким оцепеняющим, и она явственно разглядела досаду на его морде.

— Явилсся, — присвистнул Змей, отрывая взгляд от Динь. Лапы волчицы подогнулись, кружилась голова. Она безвольно опустила морду, уже почти ничего не слыша и не понимая.

— Явился, — спокойно подтвердил Вент, — Динь, — обратился он к волчице, — смотри на меня. Иди ко мне. И не бойся.