Динамика бессознательного

[402] Эти факты убедительно свидетельствуют о том, что фантазии, управляемые регуляторами в бессознательном, совпадают с проявлениями ментальной активности человека, известными нам по исследованиям традиций и этнологии. Все абстрактные признаки, упомянутые выше, в некотором смысле осознавались: ведь каждый умеет считать до четырех и сможет отличить круг от квадрата; но в качестве формирующих принципов они не осознавались и – по той же причине – их психологическое значение тоже не осознавалось. Большинство моих основополагающих взглядов и идей берет свое начало в этих экспериментах. Я начинал с наблюдений и лишь затем отваживался формулировать и излагать свое мнение. Так обстоит дело с рукой, которая водит карандашом или кистью, с ногами, исполняющими движение в танце, с глазами и ушами, со словом и мыслью: некий темный позыв выступает верховным судьей образца, бессознательное априорно перетекает в пластичные формы, и никто не ведает, что сознание другой личности определяется теми же самыми принципами в той же самой точке, где человек ощущает свою уязвимость перед безграничностью произвола случая. Всей этой процедурой, по-видимому, повелевает некое смутное предвидение – предвосхищение не просто образца, но и его значения[381]. Образ и значение тождественны – когда первый принимает форму, а второй придает ясность. Вообще-то образец не нуждается в истолковании: он сам изображает собственное значение. В ряде случаев я отказываюсь от толкований по терапевтическим соображениям, но научные знания, безусловно, другое дело. Здесь мы должны извлечь из нашего обобщенного опыта некоторые понятия, потенциально обладающие наивысшей общей ценностью и не присущие нам априорно. Эта деятельность позволит перевести вневременной и вездесущий действующий архетип на научный язык современности.

[403] Эти взаимодействия с пациентами и последующие размышления привели меня к убеждению, что существуют определенные состояния коллективного бессознательного, которые регулируют и стимулируют творческую фантастическую активность, а также вызывают соответствующие конфигурации из имеющегося в наличии сознательного материала. Они проявляют себя в точности как мотивы сновидений, поэтому активное воображение, как я назвал этот метод, до некоторой степени замещает сновидения. Существование этих бессознательных регуляторов – я иногда употребляю слово «доминанты» вследствие принципа их функционирования[382] – видится мне настолько важным, что на этом основании я выдвинул гипотезу безличного коллективного бессознательного. По-моему, наиболее замечательное свойство метода активного воображения состоит в том, что он не предполагает reductio in primam figuram[383]; скорее этот метод тяготеет к синтезу – при посредстве добровольно принятой установки, но в остальном совершенно естественному – пассивного осознанного материала и бессознательных воздействий. Следовательно, перед нами своего рода спонтанное самоусиление архетипов. Образы нельзя воспринимать как результат сведения сознательных элементов к их простейшим знаменателям, поскольку это откроет прямую дорогу к примордиальным образам, которые, как я говорил ранее, попросту невообразимы; они проявляются только в процессе усиления.

[404] На этом естественном процессе усиления я также строю свою методику выявления смысла сновидений, поскольку сны ведут себя точно так же, как и активное воображение; здесь лишь отсутствует использование сознательных элементов. В той степени, в которой архетипы вмешиваются в формирование сознательного содержания, регулируя, модифицируя и мотивируя элементы, они действуют подобно инстинктам. Поэтому вполне обоснованно предполагать, что эти факторы связаны с инстинктами, и, значит, нужно задаться вопросом, не окажутся ли типичные ситуационные образцы, которые явно представляются этими коллективными формирующими принципами, в конце концов тождественными инстинктивным образцам, а именно – образцам поведения. Должен признать, что вплоть до настоящего времени я не нашел таких доводов, которые помогли бы решительно опровергнуть это предположение.