[405] Прежде чем продолжить размышления, следует выделить тот признак архетипов, который очевиден любому, кто располагает практическим опытом в данной области. Архетипы, когда они появляются, носят отчетливо выраженный нуминозный характер, каковой следовало бы описывать как «духовный», если слово «магический» кажется здесь слишком сильным. Соответственно, для психологии религии это явление представляет величайшее значение. В своих последствиях оно, увы, двусмысленно. Оно может быть исцеляющим или разрушительным, но никогда не будет индифферентным (конечно, при условии достижения определенной степени ясности)[384]. Эта особенность в первую очередь побуждает использовать эпитет «духовный». Довольно часто бывает так, что архетип в сновидениях или фантазиях является в облике духа и даже ведет себя как какой-то призрак. Его нуминозность окружена мистической аурой, и она оказывает соответствующее влияние на эмоции. Она воспламеняет философские и религиозные убеждения в тех самых людях, что мнят себя на голову выше любых подобных проявлений слабости. Часто она ведет к цели с беспримерной страстью и беспощадной логикой, очаровывает субъекта, и он, несмотря на самое отчаянное сопротивление, не способен освободиться от этих чар, а потом уже и не желает освобождаться, потому что полученный опыт открывает глубину и полноту смысла, ранее вовсе неведомые. Я отлично понимаю, сколь сильным будет противодействие психологическим открытиям такого рода, обусловленное совокупностью всех укоренившихся убеждений. Опираясь скорее на дурные предчувствия, чем на фактические знания, большинство людей опасается той грозной силы, которая таится в каждом из нас и ожидает магической команды, чтобы освободиться от чар. Это магическое слово, всегда оканчивающееся на «-изм», наиболее успешно воздействует на тех, кто менее всего осведомлен о своем внутреннем «я» и кто старается держаться как можно дальше от своих инстинктивных корней, пятясь в поистине хаотический мир коллективного сознания.
[406] Несмотря на свою близость к инстинктам (или, возможно, благодаря этой близости), архетипы представляют собой подлинный элемент духа, но этот дух не следует отождествлять с человеческим интеллектом, поскольку перед нами spiritus rector [385] последнего. Можно сказать, что содержание всех мифологий, всех религий и всех «-измов» архетипично. Архетип есть дух или анти-дух: его восприятие в конечном счете зависит от человеческого ума. Архетип и инстинкт – это наиболее поляризованная среди всех вообразимых пар противоположностей, и данное обстоятельство сразу бросается в глаза, когда сравниваешь между собой человека, подвластного инстинктивным побуждениям, и того, кто ведом духом. Но, поскольку между любыми противоположностями возникает столь тесная связь, что невозможно установить или даже помыслить какое-либо состояние без соответствующего ему отрицания, в данном случае крайности тоже сходятся. Эти крайности соответствуют друг другу, что не следует понимать так, будто одна выводима из другой; нет, они сосуществуют в наших умах как отражение противопоставления, которое лежит в основе всей психической энергии. Человек обнаруживает в себе одновременно влечение к действию и свободу размышлений. Эта противоречивость человеческой натуры лишена морального значения, ибо инстинкт сам по себе не плох, а дух сам по себе не исполнен блага. Они оба содержат все потенции. Отрицательный электрический заряд ничуть не хуже положительного, а вместе они создают ток. Психологические противоположности тоже требуют оценки с научной точки зрения. Истинные противоположности никогда не бывают несоизмеримыми; будь иначе, они не тяготели бы к единству. А на практике они, вопреки своим различиям, постоянную стремятся соединиться, и недаром Николай Кузанский[386] рассуждал о Боге как о complexio oppositorum.