Динамика бессознательного

[410] Противостояние между архетипом и инстинктом есть этическая проблема первостепенной важности, и ее насущность улавливается только теми людьми, которые понимают, что им необходимо ассимилировать бессознательное и интегрировать свою личность. Таков удел человека, который осознал, что у него невроз или что состояние его психики далеко от благополучного. Разумеется, подобные люди в меньшинстве. «Обычный человек», то есть «человек массовый», действует по принципу нежелания знать, и знание ему вовсе не нужно, поскольку для него тем единственным, что подвержено ошибкам, выступает нечто, предельно обезличенное и условно именуемое «государством» или «обществом». Но стоит человеку однажды узнать, что он несет ответственность (или должен ее нести), как он понимает, что вынужден заботиться в том числе о своей психической конституции, причем тем усерднее, чем яснее он видит, что именно надлежит сделать, чтобы стать здоровее, стабильнее и эффективнее. Когда он вступает на путь ассимиляции бессознательного, можно не сомневаться в том, что ему предстоит встреча со всеми затруднениями, которые составляют неотъемлемую часть нашего естества. С другой стороны, массовый человек пользуется привилегией во все времена быть «непричастным» к социальным и политическим катастрофам, которые сотрясают весь мир. Его расчеты в силу этого не сбываются, зато другие люди могут хотя бы утешаться духовно, в царстве «не от мира сего».

[411] Было бы непростительным упущением не замечать чувственную ценность архетипа. Она чрезвычайно важна – как теоретически, так и терапевтически. В качестве нуминозного фактора архетип определяет природу конфигуративных процессов и их протекание, будто бы предвосхищая течение этих процессов, как если бы уже имея в виду цель, на которую направлен центричный процесс[387]. Здесь я хотел бы привести простой пример, чтобы объяснить способ функционирования архетипа. Будучи в экваториальной Западной Африке, на южном склоне горы Элгон, я узнал, что на восходе солнца туземцы покидают свои хижины, подносят руки ко ртам и с силой дуют или плюют на ладони. Затем они вскидывают руки ладонями к солнцу. Я спросил, что все это значит, но никто не смог мне объяснить. Мол, так делалось всегда, так учили поступать родители. А вообще лучше спросить у знахаря (medizinmann). Я последовал этому совету. Знахарь знал не больше других, но заверил, что его дед ведал все досконально. Если коротко, туземцы совершали эти действия при каждом восходе солнца и в первой фазе новолуния. Для этих людей, как я убедился, миг появления солнца или новорожденной луны был «мунгу», что соответствует меланезийским словам «мана» и «мулунгу»[388] и переводится миссионерами как «Бог». Действительно, у элгонии[389] слово athista может означать солнце и божество, хотя они отрицают, что солнце есть Бог. Только сам миг появления солнца будет «мунгу» или athista. Плевок и дыхание выражают солнечную субстанцию. Следовательно, туземцы как бы вручают свои души Богу, совершенно не подозревая, что, собственно, они делают. К этому обряду их побуждает тот же самый досознательный архетип, который заставлял древних египтян изображать на монументах поклоняющегося солнцу бабуина с головой собаки (впрочем, египтяне отлично сознавали, что этот ритуальный жест – в честь божества). Поведение элгонии видится нам, безусловно, чрезвычайно примитивным, однако мы забываем о том, что образованные обитатели Запада ведут себя точно так же. Каково значение рождественской елки? Быть может, наши предки ведали о том даже меньше нашего, а мы сами лишь недавно стали задаваться этим вопросом.