это изречение вполне применимо к характеристике инстинктов в целом. У инстинкта две стороны: он познается в опыте как физиологическая динамика, а также проникает, в обилии и многочисленности форм, в сознание в качестве образов и групп образов, которые порождают нуминозные эффекты, вступающие, по всей видимости, в сильнейшее противоречие с инстинктом, трактуемым физиологически. Для всякого, кто знаком с религиозной феноменологией, будет ясно, что, пускай физические влечения и духовные страсти смертельно враждуют между собой, они, тем не менее, суть «братья по оружию», вот почему порой достаточно легчайшего воздействия, чтобы одно превратилось в другое. Они реальны и вместе образуют пару противоположностей, которая оказывается одним из наиболее плодотворных источников психической энергии. Они ни в коей мере не выводятся друг из друга, и о каком-либо приоритете говорить не приходится. Даже если нам поначалу известно лишь что-то одно, а на другое мы обращаем внимание намного позже, это вовсе не доказывает, что другое не существовало ранее. Тепло не может происходить из холода, а высокое – из низкого. Оппозиция или существует в бинарной форме, или попросту отсутствует, а бытие без противоположностей совершенно немыслимо, поскольку иначе невозможно его подтвердить.
[415] Поэтому погружение в инстинктивную область не приводит и не может привести к осознанному пониманию и ассимиляции инстинкта, ведь сознание регулярно впадает в панику, опасаясь быть поглощенным этим примитивным и бессознательным морем чистой инстинктивности. Этот страх – вечное бремя героических мифов и основа бесчисленных запретов. Чем ближе кто-то подходит к миру инстинктов, тем сильнее в нем стремление бежать прочь и спасти свет сознания от мрака бездны. Впрочем, с психологической точки зрения архетип как образ инстинкта есть духовная цель, к которой стремится вся природа человека: это море, куда текут все реки, это приз, за который герой сражается в поединке с драконом.
[416] Поскольку архетип является формообразующим для инстинктивной силы, его синева загрязнена красным: он выглядит фиолетовым, и мы снова можем истолковать это подобие как апокатастасис[394] инстинкта, достигающего максимального выражения, тем самым без труда извлекая инстинкт из латентного (то есть трансцендентного) архетипа, который проявляет себя на большей длине волны[395]. Хотя это не более чем аналогия, я все же испытываю искушение посоветовать читателю фиолетовый образ как иллюстрацию близости архетипа с его собственной противоположностью. Творческая фантазия алхимиков пыталась выразить эту трудную для постижения тайну природы посредством другого, не менее точного символа – Уробороса, змея, пожирающего свой хвост.