Династическая политика императора Константина Великого

Самый ранний биограф Константина – его современник Лактанций – отмечает, что его герой провел свою юность при дворе Диоклетиана и Галерия. Если первый утвердил его в звании «трибуна первого порядка» (De mort. pers. 18.10), то второй подвергал различным издевательствам, включая травлю зверями (Ibid. 24.4). Военная карьера Константина подтверждается Евсевием, который упоминает его в свите Диоклетиана во время его восточного похода (Vita Const. I.19), а также Анонимом Валезия, который даже сообщает два анекдота из времен военной службы «храбро сражавшегося» Константина (Origo 2.2–3). Что касается звериной травли, то следы этого анекдота мы находим у Праксагора (FHG: Vol. IV, p. 1) и в позднейшей византийской традиции[209]. Само пребывание Константина при восточном дворе, в то время как его отец находился в Галлии, довольно примечательно. Какая была в этом необходимость? Праксагор отмечает, что «Константин был отправлен отцом к Диоклетиану в Никомедию для обучения» (FHG, vol. IV, p. 1), однако вряд ли можно предполагать, что двор Диоклетиана и Галерия был самым выдающимся центром образования этого времени[210]. Первый автор, который прямо говорит о цели пребывания Константина здесь, – Аноним Валезия, называющий его «заложником при Диоклетиане и Галерии» (obses – Origo 2.2). То же самое, но применительно только к времени самостоятельного правления Галерия (с 1 мая 305 года), мы встречаем у Аврелия Виктора (Caes. 40.2) и Псевдо-Аврелия Виктора (Epitome de caes. 41.2). Некоторые современные исследователи – например, Т. Д. Барнс и С. Уильямс[211] – относятся к этим сведениям с некоторой долей скепсиса. Попробуем понять, насколько можно принять их мнение.

Прояснить статус Константина мы можем через сравнение его положения с положением Максенция. В нашем распоряжении имеется надпись, обнаруженная в четырнадцати милях по Лабиканской дороге от Рима, которая содержит посвящение Максенцию от имени его сына, Валерия Ромула: «Господину отцу, Марку Валерию Максенцию, славнейшему мужу.» (CIL XIV.2825 = ILS 666[212]). Надпись не содержит императорских титулов, что дает возможность датировать ее до 28 октября 306 года[213], когда Максенций был провозглашен императором. Однако в таком случае из надписи следует, что до 306 года Максенций носил титул, присущий сенаторам. Место обнаружения надписи также примечательно: Евтропий сообщает, что Максенций по ситуации на октябрь 306 года жил «недалеко от Города [Рима] на государственной вилле» (Brev. X.2.3); Псевдо-Аврелий Виктор помещает эту виллу «в шести милях от Города [Рима], по Лабиканской дороге» (Epitome de caes. 40.2). Таким образом, сын Максимиана Геркулия по ситуации на 305–306 гг. вел вполне респектабельный образ жизни в Италии близ Рима[214]. Мог ли он быть заложником до этого? По такой логике ему, сыну западного августа, следовало находиться на востоке. Однако Лактанций, подробно рассказывающий о пребывании Константина при восточном дворе и бегстве оттуда, ничего подобного не сообщает о Максенции. Нет никаких данных такого рода и у других авторов. Из этого следует, что правила тетрархии не предусматривали практики брать сыновей участвующих в коллегии императоров в заложники, и ситуация с Константином, описанная в источниках, была уникальна. Можно было бы предположить, что положение Константина и Максенция до некоторой степени было равно, так как, в то время как второй вел жизнь частного лица, первый с честью проходил военную службу[215]. Однако примем во внимание важное обстоятельство: в 306 году мы застаем Максенция, женатого на дочери тетрархиального императора, живущим на вилле в Италии, между тем как Константин вынужден добираться до своего отца как беглец. Попробуем понять положение Константина, опираясь на традицию о нем и его отце.

Из сообщения Праксагора о посылке Константина отцом к Диоклетиану в Никомедию «для обучения» следует, что Константин был отправлен туда юным (в 293 году ему должно было быть около 20 лет[216]). Если допустить, что он был отправлен в заложники, то вряд ли можно предполагать, что его удержание было мерой, направленной против него самого, – Диоклетиан не мог опасаться двадцатилетнего юноши. Представляется, что эта мера (все еще допуская ее) была применена к его отцу, Констанцию Хлору, который должен был, ввиду удержания его сына в заложниках, поддерживать идею тетрархиального согласия. Поскольку ни в отношении Максимиана Геркулия, ни в отношении Галерия (у которого был от наложницы сын Кандидиан[217]) такая мера применена не была, то нам следует лучше разобраться с положением самого Констанция внутри тетрархии.