Династическая политика императора Константина Великого

Наконец, примечательно и свидетельство представителя интеллектуальной элиты этой эпохи – оратора Евмения – по вопросам, связанным с профилем его деятельности. В 298 году он в специальной речи благодарит Констанция за заботу о городе Августодуне и особенно отмечает его «великую способность во всяком виде красноречия» (Pan. Lat. 5.1.1). Проблема образованности среди императоров– тетрархов может являться перспективной темой для дальнейших исследований, и, конечно, само свидетельство Евмения не может быть достаточным доказательством исключительной образованности Констанция. Однако показательно, что другой галльский оратор, обращаясь к Максимиану Геркулию с рассказом о перенесении Сципионом Африканским боевых действий в Африку, считает нужным задать вопрос: «Ты слышал об этом, император?» (Pan. Lat. 2.8.2). Иными словами, на официальном уровне допускалось, что император-тетрарх может не знать элементарных основ римской истории.

Все эти обстоятельства дают понять, что Констанций Хлор отличался самостоятельностью суждений и далеко не во всем был согласен с политикой Диоклетиана. Как реагировал тот? Обращает на себя внимание анекдот, сохраненный Евсевием. Рассказывая о мягкой позиции Констанция в вопросах налоговой политики, Евсевий сообщает, что Диоклетиан прислал ко двору галльского тетрарха послов с упреками (Vita Const. I.14). Суммируя имеющиеся данные, мы видим, что Констанций был опытным военным и государственным деятелем, который делал карьеру при тех же императорах, что и Диоклетиан с Максимианом Геркулием, однако вряд ли был с ними в близких товарищеских отношениях. Более того, Констанций имел в своем послужном списке административную должность, что, возможно, указывает на большую его опытность в делах управления государством[226]. Мы можем допускать его высокое положение в администрации императоров из династии Кара, которая была свергнута Диоклетианом. По каким-то причинам, в числе которых логично предполагать личные способности, Констанций был включен в тетрархиальную коллегию, однако не очень соответствовал идее согласия[227]. Отличался он, как видно, и в культурном плане (религиозный вопрос, образование), и в вопросах государственного управления (налоговая политика). Если всерьез воспринять свидетельство автора из числа SHA о намерении императора Кара провозгласить наследником Констанция, то в Констанции можно предполагать какие-то личные амбиции, явно не укладывающиеся в схемы Диоклетиана. Все это приводит нас к мысли, что Диоклетиану, с одной стороны, Констанций был нужен (в конечном итоге он справился с задачей, которая оказалась не по силам Максимиану Геркулию), но, с другой, необходимо было чем-то привязать Констанция к тетрархии. Здесь уместно вспомнить о присвоении ему формального старшинства в паре цезарей и затем августов (что могло быть ответом на амбиции); в этом же контексте, очевидно, следует воспринимать и его брак с Феодорой, дочерью (падчерицей) Максимиана Геркулия (впрочем, династический брак заключил и Галерий). Ни то ни другое не могло быть действенным способом по принуждению Констанция следовать положениям Диоклетиана, и в этом смысле очевидным решением выглядит давление на Констанция через его сына. Таким образом, мнение Барнса и Уильямса о том, что пребывание Константина на востоке было связано с почетом, не кажется состоятельным (тем более что оно отметает прямое сообщение нарративной традиции).

Каково было отношение Констанция к сложившейся ситуации? Военная карьера Константина позволяет предполагать, что отец каким-то образом влиял на его положение[228], однако в целом терпел разлуку с сыном. Каков был ее нижний рубеж? Лактанций, сообщая о болезни и близящейся смерти Констанция, пишет: «.он послал письма, в которых просил, чтобы [Галерий] отправил к нему Константина, дабы он увидел того, кого он уже давно требовал прислать» (De mort. pers. 24.3). Из текста Лактанция ясно только, что эти письма к Галерию были написаны между 1 мая 305 года, когда Констанций и Галерий стали августами, и летом 306 года, когда Константин уже точно был у отца. При учете того, что Констанций у Лактанция был болен уже на момент получения титула августа (De mort. pers. 20.1), более конкретной датировки переговоров о возвращении Константина у этого автора мы не найдем. Требование Констанция, впрочем, подтверждает Аноним Валезия, который датирует его «после отречения Диоклетиана и [Максимиана] Геркулия» (Origo 2.2). Последняя датировка, помещающая начало переговоров о возвращении Константина на май 305 года, представляется обоснованной, так как объясняет политическую пассивность Констанция: отказ от территорий и согласие признать протеже Севера должны были быть уравновешены немедленным возвращением ему сына. Впрочем, Галерий очевидным образом тянул с окончательным ответом, так как почти вся традиция единодушно сообщает о бегстве Константина[229].