Дионис преследуемый

Как мы видим, триадическая модель Шеллинга соответствует модели Нонна. В «Философии откровения» Шеллинг пишет:

«Мысль о прошлом, вместе с ней также мысль о настоящем и о будущем была в мистериях неизбежна. Было необходимо, чтобы господство дикого, неблагосклонного Диониса мыслилось как прошлое, как господство прежней, сейчас уже не-сущей эпохи. А настоящее столь же необходимо принадлежит второму Дионису, ибо настоящее полно множества внешних, материальных богов, являющегося, собственно говоря, творением этого Диониса (я должен еще раз напомнить об изваянии Поликлета, относящемся к самой образованной и сознательной эпохе Греции, которое представляло собой либо Зевса, главу множества материальных богов, с атрибутами Диониса, либо Диониса с атрибутами Зевса). Настоящее, как таковое, принадлежало, следовательно, второму Дионису. Третий Дионис хотя и находился в том эзотерическом сознании, однако он мог быть в нем только как бог будущего, только как будущий, а не как настоящий властитель. Но наряду с тем, что третий Дионис был определен как еще не господствующий, как только будущий властитель, была дана мысль, что и второму Дионису, а именно поэтому также и миру богов, данному только вместе с ним и в нем и положенному одновременно с ним, что и второму Дионису и вместе с ним и благодаря ему существующему миру богов суждено отойти в прошлое и исчезнуть перед лицом чисто духовного бога как последнего властителя. Сознание уже видело, как старый мир богов, додионисийский, мир титанов, нисходил во тьму Тартара; как вероятно, что и этот дионисийский мир богов исчезал одновременно с богом, который сам не был последним и как властитель настоящего именно этим сам имел будущее вне себя!»¹⁶³

Учение о будущем третьем властителе мира у Шеллинга неразрывно связано с новой религией и грядущей Третьей Эпохой. Это таинство хранилось посвященными древности и передавалось во время ночных мистерий. Ницше, позволивший себе откровенно записать в своих черновиках, что «все боги должны умереть», раскрывает себя как хранителя этой тайны. Умирающие боги, по Шеллингу, это боги настоящего, боги “еще белого дня”. Раскрытие именно этой тайны Эсхилом едва не повлекло за собой его смертную казнь. По словам Гераклида Понтийского, поэт, “опасаясь гнева толпы, вынужден был искать спасения возле алтаря Диониса”. С воцарением последнего владыки, третьего Диониса, настоящий мир вместе с его богами “поблекнет, отступит в новый мир теней, каковой, пожалуй, можно было бы сравнить с великой ночью богов скандинавского учения или, еще ближе, с аналогичными идеями глубокомысленных и меланхоличных этрусков” (Шеллинг). Невозможно помыслить себе больший вызов, чем тот, который могли бы бросить посвященные, ожидавшие прихода Диониса-Иакха, сына Деметры. Диониса-Освободителя. Шеллинг называет его самым таинственным Дионисом, в некоторой степени выпадающим из мифологического сознания. Это младенец-Дионис, тот, кто Грядет. Дитя Мистерий. Третья эпоха, по Шеллингу, есть эпоха абсолютного преодоления политеизма и торжества монотеизма в смысле воцарения “общей всему человеческому роду религии”.

Одним из противников Диониса был фракиец Орфей (два других — Пенфей и Ликург — тоже фракийцы), служитель Аполлона, которого Шеллинг называет представителем прошлого, а потому бунтующим против бога-освободителя. «Поэтому он разрывается менадами, — говорит Шеллинг, — т. е. дионисийское опьянение одерживает победу над задерживающим принципом сознания, который вопреки его сопротивлению или, скорее, как раз из-за его сопротивления разрывается, т. е. разлагается на некое множество»¹⁶⁴. Тем более странным должно казаться то, что позже Орфея стали причислять к посвященным, а то и к основателям дионисийских мистерий. Шеллинг обращает наше внимание на то, что орфическое противостояние касалось сына Семелы, фиванского бога, т. е. Вакха, но не грядущего царя Третьей Эпохи. Это фундаментально важный момент.

Мистерии в учении Шеллинга предстают как борьба, что воспроизводила агонию старого сознания, завершением которой было полное освобождение. Фемистий, описывая состояние посвящаемого, говорит о переживании глубочайшего потрясения, ужаса, замешательства; посвящаемый оказывался ввергнутым в бездну космогонических драм, главной из которых было убийство Диониса-Загрея, он купался попеременно во тьме и свете, находясь перед риском тотального помутнения сознания. Душа посвящаемого поражалась богом, изгоняя из себя все титаническое и противное божеству. Он вступал в царство духовных потенций, освобождаясь от доминации материи. Через переживание ини-циатической смерти эпопт достигал состояния величайшего блаженства. Он собирал разбросанные части тела Осириса, подобно Исиде, рождаясь от их мистического совокупления, как младенец Гор (параллели с младенцем Дионисом, последним царем).