Дионис преследуемый

С выявлением ’koyoq из дв0о<; происходит не только оттеснение самого дв0од но из мироощущения античного грека уходит представление об иероисторическом процессе, управляемом «космическими силами» и «поколениями богов»; Tixavo^axia⁴, покинувшая область первостепенных онтологических ориентиров античного грека, более не могла влиять на его выбор (олимпийское или титаническое, боги или противники богов); человек вошел в историю, только пожертвовав иероисторией, «священной историей». Ж. Наддаф, на которого ссылается Пьер Адо, совершенно верно отметил, что первые греческие мыслители «заменили мифологическое повествование рациональной теорией мироздания», которая стремилась объяснить мир через противостояние «физических» реальностей, из которых одна подчиняет себе другие». И далее важное заключение: «Этот решительный поворот нашел отражение в многозначном греческом слове physis, в первичном своем употреблении обозначавшем начало, развертывание и конечный результат процесса, благодаря которому образуется нечто новое. Объектом интеллектуальной деятельности ранних греческих мыслителей, называемой у них исследованием, hystoria, становится всеобщая physis»⁵.

С возникновением немифологических систем воззрений разрыв между Sophia и philosophia стал более явным и неоспоримым.

Мир богов и героев, оставшийся в далеком прошлом, уступил место Аполлоническому принципу «семи мудрецов» (конец VII - начало VI в. до н. э), что начертали на Дельфийском храме изречения во славу бога Аполлона. Этот этап можно обозначить как этап рождения philosophia в подлинном смысле этого слова. Более того, появление «семи мудрецов» знаменует собой триумф Апол-лонического принципа, его полную доминацию в сфере мышления, неизбежным следствием которой стало вытеснение проблематики выбора между богами и титанами, демифологизация образов, а затем и замена Мифоса Логосом, и последующий кризис западноевропейской цивилизации в целом. Так, человек уже в эпоху Премодерна утратил глубинную связь с бытием; перестав выбирать, он оказался не более чем «марионеткой, управляемой божеством», как сказал бы Аристотель (здесь под «божеством» мы подразумеваем надчеловеческие могущества различного порядка); из «мудреца» (софос) он превратился в искателя и любителя мудрости (фЛософос).

5

Вторжение Аполлона носило завоевательный характер — после семи его жрецов вся западноевропейская философия предстает перед нами как умышленное сокрытие Дионисийского принципа (вплоть до демонизации оного) и мудрости мистерий; мотивы Ттоп'одахга больше не питают собой воззрения мыслителей, а смелые попытки — уже в эпоху Модерна — приблизиться к этой теме хотя бы на шаг, повлекли за собой поистине тяжелые последствия (примером чему является путь таких мыслителей как Гельдерлин и Ницше).

Обращаясь к античной протофилософии (мифологии), мы должны обозначить взгляды начальных мыслителей того периода: Гомера, Гесиода, орфиков и др., то есть мыслителей, рассматривавших проблематику Начала [мироздания] (Ар%л) как вопрос о космическом родоначальнике.

Гомер мыслил его как сизигийный Логос (здесь logos как творческий Принцип), или «титаническую» пару, представленную Океаном («предком богов») и Тефидой, детьми Урана и Геи. Согласно преданию, эта пара не участвовала в Титаномахии, отказавшись выступать на стороне титана Крона против Зевса.

В свою очередь, Гесиод осмысливает Начало как Хаос (греч. chaos — зияние; от chasco — разеваю), Хасму, «Великую Бездну», но никоим образом не как «беспорядок» (у Гомера понятие «Хаос» не появляется вообще). Он пишет, что там «и от темной земли, и от Тартара, скрытого во мраке, и от бесплодной пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы и начала страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут»⁶. Из Хаоса, который не является ни живым, ни мертвым, ни расчленяемым, ни изображаемым (буквально: без-образным), ни творящим, ни создающим (но в то же время — плодовитым), выделяются Ник-та, Эреб, Гея, Эфир и Гемера. «Хаос можно мыслить как темную сущность, не затронутую не единым лучом света, но сам свет заключен в этой темноте. — Пишет Фридрих Юнгер. — Сумрачны также появившиеся из нее Никта и Эреб. Они подвластны Ночи и Мраку как женская и мужская сущность, из соединения которых возникают светлый Эфир и светлая Гемера»⁷. Гея, Великая Титанида, начавшая восстание титанов, порождает из самой себя. Именно у Гесиода мы находим подробное описание Титаномахии, находящейся в самом центре повествования его «Теогонии», написанной от лица геликонских Муз. Существует мнение, в частности, разделяемое английским исследователем П. Уолкотом, что «Теогония» Гесиода является гимном Зевсу, победителю титана Крона: «Теогония», подобно «Энума Элиш», посвящена подвигам царя богов, и она является таким же панегириком власти Зевса, как и поэма «Труды и дни»⁸.