Читаем Дипломатическая кухня полностью

К африканским реалиям он адаптировался быстро. Как-то я застал его на кухне за варкой пельменей. Кротов стоял у плиты и помешивал пельмени шумовкой, а на потолке ровнехонько над кастрюлей сидел геккон. У гекконов брюшко полупрозрачное и всегда видно, пообедал геккон или еще нет. Этот геккон пообедал. Завершив процесс пищеварения, геккон уронил продукт оного прямо в кастрюлю Кротова. Обматерив геккона и всех его родственников, Юра шумовкой выбросил из кастрюли результат гекконовой жизнедеятельности, посмотрел на меня и буркнул: «Маринке не говори, а то жрать не будет».

Шашлык он мариновал мастерски и пожарить его умел, как никто. На коллективных выездах на шашлыки повар Коля и Юра орудовали у мангала вдвоем, любо-дорого смотреть. В автомастерские мы с ним сначала ездили вдвоем. Я выступал в роли переводчика. Потом Кротов навострился как-то объясняться. Французского он, конечно, не выучил. Так, отдельные слова. Когда его спрашивали, как он объясняется с механиками, он отвечал: «А чего там сложного? Приехал, сказал: месье машина марш па (marche pas – не работает), давай травай, …твою мать (travaille – работай). И все дела».

Совмещение Юрой работы комендантом с обязанностями шофера посла регулярно создавало мне проблемы. За организацию работы комендантов отвечал я. Когда посла надо было везти на протокольное мероприятие или визит, а Кротов по графику дежурил, его надо было подменять. Иногда приходилось самому садиться дежурить. К счастью, по своим личным делам посол ездил за рулем сам.

Большой популярностью Юра пользовался у коллег-шоферов дипкорпуса. С ними он тоже умудрялся беседовать, мешая немногие известные ему французские слова с русским матом. Причем его прекрасно понимали. «Он нам про Москву рассказывал…»

Незадолго до отъезда Кротов решил купить попугая – и не какого-нибудь, а говорящего – и увезти его с собой в Москву. Конвенция СИТЕС17 тогда только-только вступила в силу, и еще не было таких жестких ограничений на вывоз и ввоз редких видов. Именно габонские жако славятся своей способностью говорить и легкой обучаемостью. Такого попугая Кротов и купил, выложив за него 5 тысяч местных франков (20 долларов). По тем временам не так уж мало.

Попугай был помещен в клетку на террасу у входа. Кротов за ним старательно ухаживал, давал корм, менял воду. Все ждали, когда попугай заговорит. Попугай же все молчал. Однако через некоторое время кто-то заметил, что попугай своим свистом повторяет насвистывание Кротова по утрам и при этом точно так же фальшивит. Стас, возвращаясь из детского сада, присаживался рядом с попугаем и ворковал с ним – ко-ко, ко-ко. Попугай стал повторять за ним – ко-ко, ко-ко. Птица вот-вот должна была заговорить.

Но не судьба была попугаю поехать в Москву. Однажды утром Кротов заметил над глазом у попугая здоровенную опухоль. Схватив попугая в охапку, он помчался к ветеринару. Тот прописал какие-то капли, еще тысяч на пять франков. Капли были куплены и закапаны попугаю в клюв, в соответствии с предписаниями. А на следующее утро попугай был обнаружен лежащим на спине в клетке, лапами вверх.

Юра озверел от горя. Мы с трудом его оттащили от машины – он собирался ехать бить морду ветеринару. Виноват же, как позже удалось выяснить, был он сам. Жако очень легко простужаются, а ночами на террасе было прохладно. По местным понятиям, разумеется. Попугай умер от простуды.

Картина не будет полной, если я честно не упомяну, что Юра любил выпить. Он не пил в одиночку, ему нужна была компания – ее могла составить и жена, но чаще выпивал он с нами или с соседями с верхнего этажа. Выпив, он становился только добродушнее, но уже окончательно переходил на русский матерный. Это никого не обижало. Все знали, что по-другому он не умеет.

Под выпивку Кротов подводил твердую идеологическую базу. «Ну что ты книжку купил, – говорил он мне. – Книжку прочитал и забыл; купил бы лучше бутылку водки – наутро хоть голова поболит».

Поскольку техсостав меняют чаще, чем дипломатов, Кротовы уехали до моего отъезда. После возвращения в Москву мы еще долго поддерживали отношения, время от времени встречаясь. Потом жизнь нас развела окончательно.

***

У нас появились новые соседи – Виктор и Тамара Вороновы. Виктор (он же дядя Витя – это Стасу было выговорить легко) был комендантом. Слава Богу, не шофером. Обязанности шофера возложили на завхоза. Составлять график дежурств стало проще. А Тамара сменила Марину на посту бухгалтера. Тамара была женщиной несколько дородной и довольно властной. Она любила покомандовать мужем. Дядя Витя, однако, был не прост. Он только посмеивался и с Тамарой отнюдь не спорил. Просто делал по-своему, когда считал это нужным.

Виктор был легко краснеющим блондином. Его шевелюра уже заметно поредела. О своей внешности он с гордостью сообщал: «Я типичный вятич». Они с Тамарой ездили на экскурсию по русским городам и в каком-то музее увидели восстановленный по черепу муляж головы древнего вятича. Тамара охотно подтверждала, что портретное сходство с Виктором было потрясающим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное