Наше посольство было малочисленным по составу, и, поскольку помещения были арендованными, референтуры у нас не было. Секретных документов мы у себя хранить не могли. Аэрофлот в Либревиль не летал. По всем этим причинам дипломатическим курьерам, доставлявшим документы из Москвы, ехать до нас смысла не было. Ближайшая точка, куда они доставляли почту, была в столице Конго – Браззавиле. Нам приходилось регулярно летать туда, чтобы забрать предназначенные нам несекретные документы, ознакомиться с секретными, отправить необходимые сообщения шифром, а наши бумаги – в Центр. Само по себе это не создавало больших неудобств. Первое время нам даже нравилось ездить в Браззавиль. Лететь всего полтора часа, а все-таки смена обстановки, возможность пообщаться с более широким кругом коллег. Поскольку конголезцы льнули к Советскому Союзу, уверяя, что у них социалистическая ориентация, в Браззе было много советских специалистов, а значит, и посольство было многочисленным.
Кстати сказать, его здание стояло посередине огромного участка и было окружено мощным каменным забором со стальными пиками между столбами. Забор в стиле Академии наук СССР. Один раз я из-за этого попал в малоприятную ситуацию.
В Браззавиле время от времени случались всякие обострения обстановки – то внутри правящего клана чего-то не поделят, то испугаются угрозы извне, чаще мнимой, чем реальной (хотя на другом берегу реки Конго, ровно напротив Браззавиля, находилась Киншаса, столица тогдашнего Заира, где правил страшный диктатор Мобуту, заклятый враг браззавильского режима и недруг СССР). В таких случаях объявлялось чрезвычайное положение, аэропорт наводнялся солдатами, на дорогах выставлялись патрули, ну и все такое. А рейс наш в Браззавиль приходил поздно, около часа ночи. Нас всегда встречали, это просто положено по правилам. Но однажды чрезвычайное положение объявили настолько всерьез, что ехать за нами в аэропорт ночью как-то не решились.
Предупредить нас, чтобы мы перенесли поездку, коллеги не сумели. Единственным средством связи между нашими двумя точками был обычный телефон, который (хотя линия была прямая) на межгород работал отвратительно и без чрезвычайного положения, а во время него чаще всего вообще не работал. Коллеги, вероятно, понадеялись, что мы в аэропорту пересидим до утра. Но полетел в этот раз сам посол, а вторым номером взял меня (опять же, по правилам, лететь надо было двоим). Прилетев в Браззавиль, мы обнаружили в аэропорту полный бардак и кучу возбужденных солдат с «калашами». И действительно, мыкаться бы нам там до утра, да на счастье старшим по бардаку оказался знакомый послу лейтенант (мы же там часто бывали, появились и знакомые среди пограничной полиции). Он предложил отправить нас до ворот посольства со служебным микроавтобусом, который отвозил в казарму очередную смену полицейских. Конечно, посол радостно согласился. Не считая амбре в автобусе, доехали с комфортом. Нас выгрузили у ворот и помахали на прощание.
А ворота оказались закрытыми. О чем мы заранее не подумали. И никакого интеркома на них не было. Интерком был на внутренней ограде – она была ниже, чем внешняя, и в отличие от нее просматривалась по периметру камерами. До внутренней ограды еще надо было дойти, метров так 300. При том что функцию охраны территории осуществляла стая беспородных и достаточно злобных конголезских собак размером с овчарку. И говорит мне Чрезвычайный и Полномочный Посол: «Лезь через забор и иди к интеркому, пусть открывают, да поскорее. Пока нас какой-нибудь патруль, который не в курсе, не пострелял». А я собак с детства боюсь. Тем более таких явно злобных. Посол за свое: «Лезь, – говорит, – не мне же, послу, лезть. Мне, дескать, не подобает». А я боюсь. Посол уверяет, что они белых не трогают. Ага, а я знаю, различают расы эти собаки здоровенные или нет? Ну, короче, полез я, сказав послу, что смерть моя от собачьих зубов будет на его совести. Напомню, что забор высотой метра два с половиной, с острыми пиками. Как-то перелез, стою ни жив ни мертв. Собаки подбежали, понюхали и – то ли правда различают расы, то ли вообще никого не трогают – отошли. А я пошел к интеркому. Никто нас ночью, как оказалось, и не ждал. Сильно удивились товарищи, что мы до них живыми добрались.
Однако это все еще предыстория. Поездки в Браззавиль скоро превратились в рутину. И чрезвычайные положения, случавшиеся все же не часто, тоже как-то приелись. Если первое время старшие товарищи оттесняли младших в очереди на поездку, то позже начались попытки свалить это дело друг на друга. Стало полегче, когда нам добавили еще двух сотрудников, – ездить приходилось уже реже.
Случилось другое – то, что предусмотреть никак нельзя. Не помню, из-за чего возник сыр-бор, но поссорились между собой то ли два правительства, то ли авиационные власти, и вдруг все авиакомпании лишились права брать пассажиров на обратный маршрут к нам. Проще говоря, до Браззавиля долететь было по-прежнему можно, а вот обратно – никак. Нет рейсов. Точнее, они были, но пассажиров не брали.