– Ящик водки на рыло, – не задумываясь, отозвался Володя, – так-то, конечно, больше, но хули! Знать надо, кому и как сдавать, а мы ломом. Эх, бля… я тогда совсем пиздюком был, сразу после шараги! А так часто бывает, но в основном хуета. Коробочка с медными монетами, пятак царский… хуета, говорю же! На пузырь не каждый раз!
Не-е, пацаны… на хуй эти клады, цветмет вернее. Мы как-то один пустырь расковыривали, и я ебу! Медяшку тоннами сдавали, прикинь?!
Повернувшись к нам, он щёлкнул себя по горлу, ухмыляясь мечтательно и выдохнул тягуче, обдавая запахами нечистого человеческого тела…
… во сне?!
В голове удар набат, глаза приоткрылись, и я едва успеваю перехватить худую руку с ножом. Тут же, дёрнув руку на себя, опрокидываю убийцу и бью головой в лицо навстречку. Пока не опомнился, выворачиваю руку и ломаю, а потом – контрольный – ножом по горлу!
Свалившись с кровати, не встаю, а подхватив ружьё убитого, и не отрывая взгляда от приоткрытой двери, на четвереньках перемещаюсь к столу. Секунда, и в руках у меня пистолет-карабин «Маузера» и несколько обойм.
Ещё несколько, и я перепоясан портупеей на голое тело. Два револьвера, «Маузер», патронташи, взгляд на трофейное ружьё…
… хлам. Подхватываю винчестер и выскальзываю на палубу, где тут же сталкиваюсь с чернокожим, открывшим рот для крика. Выпад! Дуло винчестера выбивает из врага зубы и сознание, пяткой ломаю упавшему горло, и только затем…
– Тревога! Враг на борту!
… стреляю. Сорок четвёртый калибр разносит голову в бурнусе, а затем мне на спину обрушивается тяжесть. Контроль над ситуацией удаётся перехватить несколько мучительных секунд спустя, и оседлав врага сверху, бью его головой о палубу. Раз, другой… только потом вспоминаю об оружии, и вытащив револьвер из кобуры, стреляю в упор, ткнув дулом в выпученный глаз с обильными кровяными прожилками.
Не успевая встать, качусь по палубе от тяжелого удара в бок, и пытаюсь попасть в противника, уворачиваясь от тяжёлого приклада. Выстрел! Готов…
… из Санькиной каюты выкатывается рычащий клубок из нескольких тел. Секунда, и два из них остаются лежать на палубе, а Санька с длинным чужим ножом вскакивает на ноги и тут же кидает его в кого-то…
… за моей спиной!
Пригнувшись, рыбкой прыгаю вперёд, и развернувшись в полёте спиной, стреляю в падении, жёстко приземляясь на палубу. Но я – жив, а несостоявшийся убийца – нет!
– Держи! – кидаю брату револьверы и патронташ, получаю совершенно безумный оскал в ответ. На окровавленном лице выделяются только белые зубы и глаза…
… глаз.
На «Авроре» разгорается бой, стрельба слышится в каютах экипажа и в трюме. Вспышки выстрелов в ночи, мат, крики врагов. Всё очень сумбурно, шумно и… страшно.
Санька с двумя револьверами крутится среди надстроек судна, я с винчестером. Привычно, как отрабатывали много раз, прикрываем друг друга. Натыкаюсь на детское тело…
… и сердце пропускает удар, но эмоции – потом. На корме послышался стрёкот «Мадсена» и матерный рёв капитан, потом зажглись бортовые огни, и в несколько минут ситуация развернулась в нашу пользу.
В пиратскую лайбу по правому борту механик кинул связку динамита. Внизу рвануло, потом что-то загорелось, задымилось, послышались отчаянные крики на чужих языках.
– Не нравится, суки!? – оскалился доктор, перегибаясь через борт и всаживая очередь из «Мадсена» в пиратов, пытающихся потушить на своём судне пожар. Пять минут спустя всё было кончено, мы…
… победили.
Трое убитых в экипаже, четверо раненых, и это если считать только тех, кто не может передвигаться сам. У брата через всю рожу шрам, и хотя глаз цел, но ранение нехорошее. У меня, кажется, сломаны рёбра… нет, без кажется!
Обыскиваем наскоро трупы, и за борт! Чуть меньше тридцати человек, не считая тех, кто остался на пиратском судне. Трофеев мало, в основном низкокачественные золотые украшения, не производящие на африканеров никакого впечатления, да дрянное оружие. Единственное, кинжал из индийского вуца у капитана, да пара стоящих сабель. Остальное – хлам.
Короткий допрос оставшихся в живых пиратов не дал ничего, равно как и обыск судна, на котором каким-то чудом потух огонь. Капитан и вся верхушка убиты, прочие либо молчат и готовы умереть, либо и правда ничего не знают.
Расспрашивать, впрочем, некого. Самый молодой, очень красивый мальчишка лет пятнадцати с тонкими чертами лица и кофейного цвета кожей, обосрался от страха и только подвывает на одной ноте.
– … сошёл с ума, – констатирует Адольф Иванович сухо после короткого осмотра.
Молодой мужчина лет двадцати смотрит тупо, судя по специфическим мозолям и повадкам – селюк, попавший в море едва ли не впервые. Классический «бери больше, кидай дальше», низкий лоб с надбровными дугами, вид человека, не обременённого интеллектом, едва ли не умственно отсталого.
Старик с катом[49]
за щекой смотрит безучастно, он уже мёртв, и знает это. Пытать…… противно.
– За борт, – командую коротко, и первым на встречу с акулами отправляется селюк. Выражение недоумения на лице, всплеск, короткий вскрик…
… и пятно крови на волнах, а потом ещё два раза.