Дипломная работа

После – короткое расследование и приборка палубы. Ничего нового, кроме того, что часовой…

– … выпил, – подтверждает медик уверенно, и скривившись болезненно, поднимается с колен.

– Слышали? – капитан зол, и не скрывает этого. Отчасти это и его вина… не уследил!

Можно ли вынести приговор мёртвому? Оказывается, да… после короткой молитвы тело часового, зашитое в саван, отправляется в море. Всплеск…

… пятно крови.

Экипаж молчит. Не по божески…

… вот только лежит на палубе Лёшка Севастьянов. Тридцать лет, пятеро детей…

Ванька… десять лет.

Молчит экипаж. Этих будем хоронить позже и не здесь. Не в акульих желудках…

Глава 22

– Как-то оно всё через жопу пошло, с самово начала, – выдал Санька, кривя губы. Так… мысли вслух вылетели. Сказал, и снова замолк, подпёр подбородок кулаком и уставился одним глазом на хлещущий на улице дождь.

– Кхе-кхе-кхе! – повернувшись на скамье в сторонку, закашлялся капитан, пряча усмешку в полуседых усах.

– Хн… – доктор отвернулся, напряжённо вглядываясь в струи воды, стекающие с парусинового навеса, и только плечи от смеха подрагивают.

– Хм, – в мой огород камушек, но давлюсь невольно смешком… и правда, удачно сказанул. Но брат не заметил собственного каламбура, и просто выплёскивает дурное настроение. Не нарошно, оно само наружу вылезает, тёмная сторона.

Сейчас вот скорее забавно вышло, но это скорее исключение, так-то скорее зло получается. Потом извиняется, да…

Рана поперёк морды оказалась болезненной, заживает долго, ноет и подёргивает. Не то чтобы вовсе уж невтерпёж, но боль эта постоянная и непрекращающаяся, извела его вконец, ну и нас заодно.

Адольф Иванович предлагает морфий или кокаин для обезболивания, но брат набрался от меня предубеждения к дурманящим средствам, и отказывается категорически. Правда, характерец… иногда я начинаю думать, что лучше бы согласился, настолько это достало, но потом вспоминаю вояк, которые после госпиталя отучались от морфия, и…

… потерплю! Не все, к слову, и отучились. В Дурбане хватает наркоманов из бывших военных. Отношение к наркомании и наркоманам в обществе негативное, прощают разве что фронтовиков, и то не всяких. Если конечность была неудачно ампутирована и у человека фантомные боли, позвоночник повреждён, мигрени после контузии – да, морфий прощается.

Любителей наркотических грёз в Союзе не уважают. Сказывается влияние староверов, да и в целом коллективное бессознательное у нас на крестьянском фундаменте, чуждающемся любого дурмана. У нас даже пьют, согласно статистике, заметно меньше, чем в Российской Империи, хотя казалось бы, возможности-то какие?!

Ан нет, не складывается как-то с винопитием. Наоборот, многие зароки дают, иногда целыми капральствами. Как-то оно и… незачем, что ли.

Культуры винопития в простонародной среде нет и не было никогда. Не Франция, чай! Дегустировать брагу и сделанный невесть из чего самогон, наслаждаясь послевкусием, это как-то… странно, в общем. Пьют, чтоб забыться, провалиться в сон после адово тяжёлой работы, от отчаяния. От безнадёги.

А в Союзе, с его достатком и маячащими перед носом возможностями, как-то так сложилось, что пропустит работяга после работы пару кружек пива после работы, да и баста! С товарищами под разговор, иногда и под представление с танцами! Что-что, а формат кафешантанов в Дурбане хорошо приживается.

Хапнул народишко мал-мала хорошей жизни, и вкус к эстетике появился. До уровня оперы и балета культура не дотягивается, а всё больше кино, цирк, кафешантаны… ну и театры, но это уже изыск. Впрочем, сам не без греха.

«Воспитывать вкус» пытался у себя ещё в Москве, но как-то он, вкус, не очень воспитался. В Париже если и ходил в оперу и на балет, то исключительно по служебной необходимости. И даже, если честно, не стыдно ни разу.

– Может, в карты? – вяло предложил Карл Людвигович, тасуя несколько отсыревшую колоду. По здешним канонам, в приличном обществе принято для игры чуть не каждый раз новую колоду распечатывать, даже если игра не на деньги. А у нас на «Авроре» так сложилось, что карты, даже коммерческие[50], как-то не прижились.

– А давайте, – киваю я, – Сань, ты как?

– Раздавайте, – повернулся брат, – В безик?

– Без разницы, – пожал плечами штурман, продолжив тасовать.

– Аналогично, – зеркалю я, поудобней устраиваясь на скамье.

– Ну значит, безик, – подытоживает капитан. Играем вяло, без особо азарта, перекидываясь редкими словами. Не игра, а так, руки занять от скуки, да время скоротать.

Санька правду сказал, через жопу оно всё как-то пошло! Не сказать, что вовсе уж неудачно, но символическая кочка в виде британского шлюпа, вышла знатной. Всё вроде бы и хорошо закончилось, но осадочек остался.

Как?! А вдруг и правда, сука какая-то… да на «Авроре»?! И не то чтобы разговоры пошли, а так, нехорошее немножечко промеж людей. Доверия чуть меньше стало, сердечности. А потом – пираты, и… да, здесь я отчасти виноват. Да и пожалуй, не отчасти!