Дипломная работа

– Прокатился-таки? – кошусь на него.

– Один разочек, – потупился брат, ковыряя босой ногой песок. Вид как у кота, засунувшего морду в крынку с молоком и пойманного с поличным. Вид шугливый, уши прижаты, хвост поджат, но…

… никакого раскаяния!

– И-эх… – выдыхаю устало.

– Кхе! Ну так што не так? Народ довольный, и…

– Довольный… а я только сейчас свою промашку понял. У нас, Сань, команды нет! Точнее, есть, но только-только формируется, понимаешь? Все вроде люди хорошие. проверенные и перепроверенные, но – поодиночке!

– Аксель Генрихович «Аврору» уж месяц как принял, – наморщил Санька лоб, не понимая меня, – с гаком!

– Судно – да! А экипаж? Команды на судне не было, а потом не до слаживания было, а сплошь то станки на берегу принимаем, то ещё чего. И я тоже хорош! Плавбаза и плавбаза… цех слесарный, только што на воде. Никакого же понимания! Работяги отдельно, экипаж отдельно!

– А-а… – начал понимать брат.

– Вот! И я тоже – а-а… только сейчас дошло. Слаживания экипажа нет, а што начиналось, так я своими руками не раз и не два ломал! То слесарей от пожарных учений освободить, потому што они станки налаживают, то ещё чево. Да и сами они помимо капитана ко мне, если недовольны чем.

– Поганцы хитрожопые! – ругнулся брат.

– Сам виноват, – обрываю его, – капитан мне ведь пытался, но на што он морской волк, а и то…

– Заробел, – понимающе кивнул Санька.

– Ну… не уверен, што заробел. Так если, чуточку самую. Скорее, Аксель Генрихович решил, што это мои какие-то задумки, кроющие все морские традиции, как бык овцу! Хитрожопо-инженерные!

– Отчасти, – кусаю губу и чуть отворачиваюсь от солнца, выглянувшего из-за облаков, – так оно и есть. Не освобождал бы слесарей от учений и прочего – не факт, что поплавки перед английской атакой успели бы сделать. Даже и такие!

– Ну так и чево? – не понял брат.

– Да… понимаешь, Сань, – поворачиваюсь к нему, – надо сплачивать экипаж, и быстро!

– Учения…

– И это тоже, – прерываю его, – Нам, Сань… ой, бля! Никогда не думал, што скажу такое… Нам, то бишь экипажу, нужна маленькая победоносная война!

– Или всё-таки… – я поглядел на брата, выпучившего глаза и молча то открывающего, то закрывающего рот, – клад поискать? А?

Глава 23

Поджав ноги под несколько обшарпанный венский стул и согнув их в носках, Владимир Ильич работал с документами, отгибая то и дело пальцем правое ухо. Близкие, хорошо зная привычки Бурша, ходят в такие минуты на цыпочках, не докучая хлопотами и пустыми разговорами.

В узкой полутёмной спаленке, превращённой в кабинет, поместился только письменный стол, стоящий у настежь открытого окна, выходящего на одну из улочек Тампля, диван, да два массивных письменных шкафа, битком набитых книгами и разбухшими от бумаг папками. Тесно, не слишком уютно, да и уличный шум не слишком способствует работе, но…

… Ульянов привык. Бывало хуже! Собственно, почти всегда…

Документы пролистываются, прищуренные глаза бегают по строчкам и цифрам, а на лице всё больше проступает озабоченность.

– Надо вникнуть! – живо произнёс революционер, – Поосновательней, – и развернувшись на стуле к двери, крикнул:

– Надюша! Кржижановский[52] не подошёл ещё?!

– Тебя только ждём, – мягко отозвалась супруга, показавшись в дверях, – отвлекать не хотели, очень уж ты заработался.

– Замечательно! – отозвался Ульянов, забирая бумаги со стола и моментально оказываясь на ногах. Несколько шагов, и он уже в полутёмной, неуютной гостиной, заставленной порядком обветшавшей мебелью, где на продавленном диване сидел Глеб, тут же, впрочем, поднявшийся.

Пожав руку старому другу, Владимир Ильич подхватил супругу под локоть, и менее чем через минуту они уже втроём спускались по лестнице, оживлённо разговаривая на ходу. Так же, на ходу, они здоровались с соседями, по опыту уже зная, что стоит только проявить вежливость чуть больше положенного, как изнывающие от любопытства парижские обыватели вцепятся оголодавшим клещом.

И ладно бы, любопытство их имело хоть сколько-нибудь политическую окраску, так ведь нет! Обычное желание обывателя погреться в лучах чужой славы, покопаться в грязном белье и хвататься потом знакомством с «Русским Маратом», ну или «Робеспьером», это уже от фантазий обывателя зависит. К чорту!

Как всегда почти, обедали Ульяновы вне дома. Надежда Константиновна обладает множеством достоинств, но хозяйственных способностей, да и амбиций, она лишена начисто.

Заняв столик под навесом в близлежащем кафе и утолив первый голод, продолжили разговор.

– … не смейся, Глеб, – Бурш потёр переносицу, – но ведь и в самом деле проблема! Никогда не думал, что скажу такое, но мы решительно не умеем работать при избытке средств! Год ещё назад партия экономила каждую копейку, и мы чудесно сумели приспособиться к вечному нашему безденежью и нищете.

– А сейчас… – Ульянов замолк ненадолго, плотно сжав губы, – меня пугает мысль, что неумение наше распоряжаться свалившимися деньгами может совершенно дискредитировать движение!

– Проблемы этического характера, – медленно кивнул Кржижановский.