Дипломная работа

Возились долго, подцепляя габаритный груз верёвками и по неопытности не всегда так, как надобно. Одна из пушчонок, обильно украшенная литыми барельефами восточного типа (насколько удалось счистить налёт), выпуталась из верёвок и упала на дно. Ничего, заново подцепили, и как миленькая!

В очередной раз занырнув в колокол, глянул на часы и пришёл в ужас.

– Всё, Сань… хватит на севодня. Шабаш!

– Чево так? – удивился брат, – Ещё вон… полтрюма не исследовано даже.

– Завтра, Сань. Мы ж на какой-никакой, а глубине. Пока азарт всё перебивает, но вдохи через силу, так?

– Перетрен? – моментально сообразил он, – Из-за давления воды?

– Ну… навроде, – пожимаю плечами, не желая углубляться в тему, которую и сам не понимаю толком.

Всплыли, подняли водолазный колокол на катер, где на палубе уже громоздилось поднятое добро и…

Вопросы, вопросы, вопросы…

С трудом успеваю отвечать.

– … с одного судёнышка? С купца мелкова? – интересуется Ваньша, пуча глаза. Парень он не шибко жадный, но на женитьбу требуются деньги. Тот самый случай, когда невеста согласна, а вот родители её дуют щёки, выискивая женихов получше. Учитывая, что белых женщин в Кантонах сильно поменьше, чем мужчин, а молодых девок и вовсе дефицит страшенный, родители не так уж неправы…

– С одного, но это раз на раз не приходится, – отвечаю степенно.

– … а по деньгам? – заинтересованно спрашивает второй механик.

– Не знаю, – пожимаю плечами, – одна такая пушчонка не на одну сотню в рублях потянет, а может и на тысячи, но эт если сильно повезёт. Поставлю себе у крыльца, как украшение…

Подпускаю в голос нотки мечтательности.

– … думаю, многие из тех, кто побогаче, не отказались бы.

– Зачем? – не понял Ваньша, и притих весь экипаж, один только шум двигателя слышен, да плес волн.

– А штоб было! Зачем львов перед крыльцом ставят? Красиво! А это, – хлопаю по боку пушки, – ещё и история. Антиквариат! Не абы какой новодел, отлитый на заводе!

– А… есть разница? – осторожно интересуется Ваньша.

– Х-ха! – влезает брат, – Сам недавно рассказывал, что есть иконы «просто», а есть «намоленные»!

– Это другое, – несколько неуверенно отозвался Ваньша, переглянувшись с дружками.

– Ну… – Санька равнодушно пожал плечами, – принцип тот же. Кто пообразованней, те часто на старину антикварную неровно дышат, ровно как староверы на иконы.

– Ага… – отвалился озадаченный Ваньша, задумавшись глубоко и надолго.

– Себе хабар заберёте? – подал шкипер отрепетированную реплику.

– А кому ж? – отвечаю вопросом на вопрос, – Экспедиция целиком на наши с братом деньги, ныряли тоже мы, так что и да! Делиться в таком разе, это юродивым надо быть!

– Если… – Санькин фырк также отрепетирован (но только без вылетевших соплей!), – сами достанете, то ваше и будет.

– Пф… – показательно давлюсь смешком, – ну, пусть! Будут желающие, так и снаряжение водолазное дадим, и пользоваться научим.

– А… – Ваньша подвинулся поближе, – сложно научиться-то? И тишина…

Есть накрытие…

… но это не точно!

Глава 26

– Майна помалу! – помогая себе жестами, надрывает голос Никандр Ильич, который вообще-то лекальщик и немолодой человек с большим к себе уважением, но и его захватила «подводная лихорадка», так что в свободное от основной работы время он участвует в подъёме грузов на общих основаниях, – Ещё чуть! Майнуй!

Носовая фигура опустилась на палубу «Эос», участвовавшие в погружении члены экипажа облепили траченную временем и водой деревяху, галдя не хуже жидов на Привозе. Санька, перегнувшись на крану, смотрит на это сверху, как на самолучшую ярмарку.

– «Семечек только не хватает» – хихикнул Второй-Я, глядя на эту прозу и поэзию жизни.

– Красное дерево, ей-ей! – горячится Филипп Сергеич, наш деревомодельщик, ласково поглаживая наплывы кораллов на фигуре, – вона, в просвете… глянь!

– … португальская работа! – заложив руки за спину и зачем-то приседая по петушьи, авторитетно доказывает кочегар Степан, давеча листавший в кают-компании Санькины альбомы и учебники по искусству, – вот… фигулина такая же! Да один в один, я те точно говорю!

– Сам ты фигулина! – возразил горячо второй эксперт, двадцатилетний слесарь Африкан Ильич, – тута вишь, загогулина кака?! Испанская работа, я те говорю! В осьм… в восемнадцатом веке такие резали, а ты мне чево?! Глаза промой и…

– Кхе… – выразительно кашлянул штурман, показывая, что он рядом и бдит, и потому не стоит даже думать о хватании оппонента за грудки, посылании по матушке и прочих неотъемлемых вещах высокоинтеллектуального спора. Карла Людвиговича самого распирает веским мнением, но он сдерживается, блюдя дисциплину и штурманскую честь.

Где там эксперты увидели «фигулину» и «загогулину» под напластованием кораллов и водорослей, я даже не пытаюсь понять. Не дано…

– Золотая лихорадка, – бурчит Суви, глядя с высоты капитанского мостика на творящееся внизу безобразие.

– Зато как повысился энтузиазм экипажа! – отвечаю не без ехидцы, помня не такой уж давний скепсис Акселя Генриховича.