Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы

Знаменитая жизнь выпадает и тает
В несомненном забвенье своих и чужих.
Представление: шпагу за шпагой глотает
Человек, и смотрите, он всё-таки жив.

Вот поднялся и пьёт замечательный кофе,

Вот подпрыгнул и мёртвенький важно молчит,
Вот лежит под землёй, как весенний картофель,
Вот на масле любовном он мягко шипит.

Восторгаемся облаком глаз на открытке,

Где большой пароход бестолково дымит.
Уменьшаюсь и прыгаю в воду – я прыткий.
Подымаюсь по трапу. Капитан, вот и мы.

Мы обедаем в качку огромных столовых,

Мы танцуем, мы любим, мы тонем, как все.
Из открытки в кафе возвращаемся снова;
С нас стекает вода, нас ругает сосед.

Но опять приключенье: идите, иди.

Нам кивает сквозь дверь разодетая дама.
Мы встаём и уходим. Но снится другим:
Мы к трюмо подошли и шагнули чрез раму.

Мы идём по зелёным двойным коридорам,

Под прямыми углами, как в шахтах, как в тюрьмах.
А в стекле ходят круглые рыбы, как воры,
В синем льду мертвецы неподвижны – мне дурно.

Надо мною киваешь ты веером чёрным,

Разноцветным атласным своим плавником.
Подымаюсь на локте, прозрачно, просторно,
Вот разбитый корабль лёг на гравий ничком.

Я плыву; между пальцев моих перепонки.

Я скольжу – настоящий морской человек.
Я сквозь пушечный люк проплываю в потёмках.
Между палуб сигаю, искусный пловец.

Блещет злато, ну прямо твоя чешуя.

Ан скелет ещё держит проржавую саблю.
Но прощайте! Вон спрут! не смущаясь ни капли,
Юркнул я через люк, через кубрик – ça y est.

Но огромные сети струятся во мгле,

Я попал! Я пропал! Нас стесняют! Нас тащат!
Вот мы падаем в лодку, мы вновь на земле,
Оглушённые воздухом, замертво пляшем.

И дивятся кругом на чудесный улов

В малом озере дум. Но начто чудеса нам?
Глянь: на мрамор запачканных малых столов
Опускается к нам тёплый кофе с круасаном.

И куда же нас, чёрт, из кафе понесло?

Жарко в нём, как в аду, как на небе светло.

52. Посвящение

Как девушка на розовом мосту,
Как розовая Ева на посту.

Мы с жадностью живём и умираем;

Мы курим трубки и в трубу дудим.
Невесть какую ересь повторяем,
Я так живу. Смотри, я невредим!

Я цел с отрубленною головою,

И ампутированная тяжела рука.
Перстом железным, вилкою кривою
Мотаю макароны облака.

Стеклянными глазами, как у мавра,

Смотрю, не щурясь, солнца на кружок.
И в кипяток любви – гляди дружок!
Автоматическую ногу ставлю храбро.

Так процветает механический народ,

Так улетает к небесам урод.

Как розовая Ева на посту,

Как девушка на розовом мосту.

июнь 1925

^париж

53. Жюлю Лафоргу