Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы

С моноклем, с бахромою на штанах,
С пороком сердца и с порочным сердцем,
Иду, ехидно радуясь: луна
Оставлена Лафоргом мне в наследство.

Послушай, нотра дама де ла луна!

Любительница кошек и поэтов,
Послушай, толстая и белая фортуна,
Что сыплет серебро фальшивое без счета.

Вниманье! тыквенная голова,

Ко мне! ко мне! пузатая невеста.
Бегут, как кошки по трубе, слова;
Они, как кошки, не находят места.

И я ползу по жёлобу, мяуча.

Спят крыши, как чешуйчатые карпы,
И важно ходит, завернувшись в тучу,
Хвостатый чёрт, как циркуль вдоль по карте.

Лунатики уверенно гуляют.

Сидят степенны домовые в баках.
Крылатые собаки тихо лают.
Мы мягко улетаем на собаках.

Блестит внизу молочная земля,

И ясно виден искромётный поезд.
Разводом рек украшены поля,
А вот и море, в нём воды по пояс.

Но вот собаки забирают высоту,

Хвост задирая, как аэропланы.
И мы летим на спутницу, на ту,
Что нашей жизни размывает планы.

Белеет снежный неподвижный нос,

И глазы под зубчатыми тенями.
Нас радость потрясает, как понос:
Снижаемся с потухшими огнями.

На ярком солнце ко чему огни.

И ан летят и ан ползут и шепчут
Стрекозы-люди, бабочки они,
Легки, как слёзы, и цветка не крепче.

И шасть жужжать и шасть хрустеть, пищать,

Целуются, кусаются; ну ад!
И с ними вместе, не давая тени,
Зубастые к нам тянутся растенья.

Как жабы, скачут толстые грибы.

Трясясь, встают моркови на дыбы.
Свистит трава, как розовые змеи,
А кошки: описать их не сумею.

Мы пойманы, мы плачем, мы молчим.

Но вдруг с ужасной скоростью темнеет.
Вот дождь и хлад, а вот и снега дым.
А вот и воздух уж летать не смеет.

Пропала надоедливая рать

А мы, мы вытянулись умирать.

Привстали души, синий морг под нами.

Стоят собаки в ряд со стременами.

И вот летим мы сонные домой.

К тебе, читатель непонятный мой.
И слышим, как на утренней земле
Мильон будильников трещат во мгле.

«Жюлю Лафоргу». Вёрстка с правкой Н.Д. Татищева

54.