Дистанция между нами

— О чем ты? — Рука Ксандера соскальзывает с моего локтя.

— Они были так поглощены друг другом.

— Нет, не были. — Краем глаза я замечаю, что моя бабушка направляется к нам. — Мне нужно идти.

— Кайман. — Глаза Ксандера наполнены болью, но и мне тоже больно. Слишком больно, чтобы думать. Слишком больно, чтобы защищаться от его друга-придурка. Мне просто нужно уйти.

Так я и поступаю.

Глава 37

Когда я захожу в магазин, меня разрывают противоречивые чувства. Злость на мать за то, что та всю жизнь мне врала, и нестерпимая боль от разбитого сердца, которое так и просит упасть к маме в объятья и сказать, что она была права насчет богатых парней и что мне нужно, чтобы она сняла мою боль.

Мама сидит как статуя за прилавком, будто ожидая меня. В магазине темно — лишь только несколько полок освещены. Ее взгляд такой же безжизненный, как и у всех кукол вокруг.

— Прости меня, — шепчет она. — Я была несправедлива.

— Они были там, — хрипло говорю я. Мое горло все еще сводит судорогой от боли.

— Кто?

— Твои родители.

От шока и опустошения ее лицо морщится, и она роняет голову на прилавок. Я слишком занята своей болью, чтобы думать о ее. Прохожу мимо нее, поднимаюсь по ступенькам в свою комнату и плотно закрываю дверь.

В жизни мне довелось увидеть много сломанных кукол. Некоторые со сломанными пальцами, другие с оторванными конечностями или пробитыми черепами. Но ничто из этого не сравнится с тем, какой разбитой чувствую себя я. И это только моя вина. Я всегда знала, что мы из разных миров. С чего я решила, что смогу быть частью его мира?

Я переодеваюсь, сворачиваюсь калачиком на кровати и наконец-то плачу. Слезы из глубины души вырываются наружу.

Я слышу слабый стук в дверь, но игнорирую его. Она все равно войдет. А почему бы нет? Она определенно не имеет ни капли уважения к моим чувствам. Я смахиваю слезы и пытаюсь восстановить дыхание. Мама присаживается на кровать рядом со мной.

— В мире нет подходящего объяснения, почему я скрывала от тебя своих родителей. Может быть, часть меня боялась, что ты захочешь жить как они. Что ты уйдешь к ним, к тому, чего у тебя не хватает, ведь я не могу дать тебе достаточно.

Если бы она оставила меня в покое, я бы успокоилась, но сейчас ярость во мне уже готова вырваться.

— Почему ты от них ушла? — Я резко сажусь. — Что они натворили?

— Кайман, это они меня выгнали. Отреклись от меня. В этом я была с тобой честна. Но мне жаль. Правда. Я могла бы быть более лояльной. Но я была зла, обижена и слишком горда. Не дала им шанса исправить все, даже если бы они захотели. Я просто исчезла.

— А я еще переживала из-за того, что скрывала от тебя Ксандера. Ты заставила меня чувствовать себя ничтожеством. Внушила, что миссис Далтон и ее семья меня ненавидят.

— Мне очень жаль.

— Я не понимаю, миссис Далтон знает, кто ты?

— Она знает мою историю, но не думаю, что она знакома с моими родителями. Все это время она хранила мой секрет.

— Даже не знаю, смогу ли я снова тебе доверять. Я очень зла.

— Понимаю. Надеюсь, что сможешь, но я тебя понимаю.

— И Ксандер. Он не идеален, но он был таким любезным и хорошо ко мне относился, а ты даже не попыталась дать ему шанс. Он не мой отец. А я не ты. Я не собираюсь забеременеть и сбежать.

Она кивает.

— Знаю. — Вдруг мама хватается за живот и резко выдыхает.

— Что с тобой?

— Ничего. Я в порядке. Мне просто нужно… — Она встает, пошатываясь, и прислоняется к стене.

Я тоже встаю.

— Я же вижу, что тебе плохо.

— Мне просто нужно отдохнуть. — Она спотыкается и хватается за спинку стула.

— Мама. Что-то не так.

Она снова хватается за живот и выбегает из комнаты.

Я следую за ней в ванную, где ее тошнит в раковину. И раковина становится ярко-красной.

— Мама! Это кровь?!

Она вытирает рот, размазывая кровь по руке, и кашляет.

— Такое уже случалось?

Она качает головой.

— Хорошо, мы едем в больницу. Прямо сейчас.

* * *

Я слоняюсь по коридору в ожидании врача, который сообщит мне, что происходит. Прошло уже целых два часа, и я на грани срыва, когда врач наконец выходит. Он оглядывается и спрашивает:

— Только ты?

И что мне на это ответить?

— Только я? — переспрашиваю я.

— С тобой еще кто-нибудь есть?

— Ох, нет. Только я. — Чувствую себя отвратительно. Может быть, мне стоило позвать Мэттью. Он должен быть здесь. Он имеет право знать. Я должна найти его номер и позвонить ему, после того как договорю с врачом. — Пожалуйста, скажите, она в порядке?

— Состояние стабилизировалось. Мы возьмем несколько анализов и попытаемся исключить некоторые заболевания. Мы дали ей снотворное, чтобы она поспала.

— Кхм… — Даже не знаю, как это сказать. — С ребенком все в порядке?

— С ребенком? — Его глаза изумленно расширяются, и он смотрит в карточку. — Она сказала, что беременна?

— Нет, я просто подумала, что это возможно.

— Нет, она не беременна. Но мы сделаем пару анализов, чтобы проверить.

Мне стыдно за ту крошечную долю облегчения, которую я испытываю. Правда, стыд быстро испаряется, потому что, узнав правду, я понимаю, что с ней случилось что-то гораздо более страшное. Беспокойство моментально сметает весь стыд.

— Она больна? — выдыхаю я.