Дитя Афины

– Ты сядешь со мной. – Полидект сжал морщинистой рукой запястье Данаи. Это могло показаться нежным жестом, но Персей видел, как побелела кожа матери под кончиками пальцев царя и как губы ее, приподнявшиеся в улыбке, побледнели.

– Вы оказываете нам честь, Ваше Величество, – ответила она.

Персей, напротив, промолчал.

Полидект пережевывал пищу медленно, тщательно растирая каждый кусочек в кашицу. Каждый дюйм его лица, который просматривался под копной жестких седых волос, был покрыт складками и морщинами, а кожа была такой тонкой, что казалось, сильный ветер ее сдует. Несмотря на свой возраст, он смеялся искренним, раскатистым смехом, обнажая пожелтевшие зубы и разбрызгивая жир и вино, которые разлетались вокруг или прилипали к его бороде. Персея посадили за тот же стол, всего через два места от стареющего царя, которые были заняты двумя молодыми девушками. Кожа одной напоминала мрамор, а волосы мерцали золотыми крапинками, словно ей их пожаловал сам Гелиос. У другой кожа была цвета жареного каштана, а губы розовели, как малина. В любом другом случае эти красавицы отвлекли бы на себя внимание юноши, как того желал Полидект, но для Персея за столом была только одна женщина, и он не мог оторвать глаз от нее.

Долгие годы он слушал рассказы Данаи об Аргосе; о том, как она обедала на пирах и развлекала богачей острова, но никогда прежде он не видел мать с этой стороны. На его глазах она лишь потрошила рыбу, мыла полы и чистила раковины моллюсков после того, как они съедали содержимое. Мать скромно улыбнулась, чем привлекла взгляды всех сидевших рядом, и тогда Персей осознал, что его последняя надежда – что Полидект разочаруется и разлюбит мать – не сбудется. Придется придумать что-то еще.

Когда мясо убрали, на его место поставили сыр, инжир и оливки, политые медом. Они были намного слаще тех, что росли на склонах холмов рядом с их жилищем; Персей задумался, как же царю удается добывать такие лакомства, и решил, что выгодные приобретения были особым талантом Полидекта.

Когда все слизали нектар с пальцев и на стол подали свежее вино, Полидект отвел взгляд от Данаи и посмотрел на ее сына.

– Персей! – Кубок царя был переполнен, и вино пролилось на стол. Слуга поспешно вытер его. – Слыхал я, ты сын Зевса.

Девушки, сидящие рядом с Персеем, возбужденно захихикали.

– Я тоже слышал об этом, – ответил он без намека на враждебность, которую испытывал. – Хотя мой отец не делал мне одолжений.

Полидект нахмурился:

– Не делал одолжений? Ты обедаешь за царским столом. Разумеется, боги сыграли свою роль в такой счастливой судьбе.

Персей стиснул зубы так сильно, что мышцы на лице напряглись и дернулись.

– Ты прав, – сказал он. – Нам повезло. Нам повезло жить у такого человека, как Диктис.

Полидект фыркнул.

– Удача в доме рыбака? Уверен, сын Зевса не может довольствоваться столь низким положением.

– Однако пожаловаться нам не на что, – отметил Персей. – Судя по всему, мы, вероятно, наиболее счастливы, наслаждаясь простыми радостями жизни.

Полидект прищурился, и в его глазах явно мелькнуло подозрение. Секундой позже он расхохотался, запрокинув голову:

– Наверное, травы, которые его жена-ведьма добавляет тебе в чай, затуманили твой разум. – Царь со стуком поставил кубок на стол, и вино на сей раз забрызгало его тунику. Гости расхохотались, соглашаясь – или по крайней мере желая показать согласие. Мгновенно рядом с царем возник слуга, снова наполнил кубок и вытер стол. – Что ж, скоро ты будешь благословлен, юный Персей. Пасынок царя Серифа. Великая честь для забытого бастарда, не так ли?

На залу тут же опустилась тишина. Те, кто всего мгновение назад смеялись, теперь встревоженно переглядывались; все замерло, только трепетало пламя масляных ламп. Может, Персей и был бастардом, но все же бастардом Зевса. Если Полидект и заметил ярость и страх, промелькнувшие на лицах пирующих, он этого не показал. Так ведет себя царь на людях, подумал Персей, прикусив язык столь сильно, что почувствовал привкус крови. Лучший облик, который он только мог показать новой невесте. Одним лишь богам ведомо, насколько отвратительнее Полидект в уединении своих покоев.

– Я полагаю, ты одобряешь, – продолжил Полидект, – брак своей матери. В ее возрасте это большое благословение. Честь. Она нашла себе весьма выдающегося поклонника, согласен?

Любили люди Полидекта своего царя или нет, не имело большого значения: они были его людьми. Его окружали, фальшиво улыбаясь, стражники с коваными копьями и родственники со спрятанными ножами. Персей мог дать только один ответ.

– Естественно, чего еще желать сыну?

Полидект встретил ответ недвусмысленной усмешкой.

– Мне уже преподнесли два десятка лошадей в подарок на свадьбу. Ты слышала о таком обычае? – обратился он с вопросом к Данае, но тут же снова повернулся к Персею: – Такие вещи дарят еще до того, как будет назначена дата заключения союза.

– Как бы я хотел подарить что-то, достойное такого союза, – ответил Персей. – Но не могу даже представить, что это может быть за подарок.