Дитя подвала

Он заглядывает в могилу, и вопль застревает в горле, как сухая кость.

Там, на дне, распластан полуобглоданный труп той самой девчонки, которую в горах изодрал медведь. Кости с тихим шорохом шевелятся, будто некая неизведанная сила пытается оживить и поднять останки на ноги.

«Тебя найдут», – шепчет разорванный рот. Один глаз девушки вытек наружу и лежит на бледной щеке, второй, наоборот, провалился в глазницу, зияя мертвой дырой.

«Я тебя не убивал!» – пытается крикнуть Малышев, но с его губ срывается едва различимый писк, как у крысы с перебитым хребтом.

«Это все ты, – продолжает шептать Тамара. – Мой брат найдет тебя. Он уже нашел твою жену. Тебе понравилось? Потом – твой сын. А потом – ты. Хочешь, покажу сиськи, дядя? Я красивая, даже мертвая…»

Гниющие пальцы елозят по ребрам, на которых еще сохранились клочья плоти. Ни грудей, ни живота у девушки давно нет, но ее тело, вопреки законам биологии и здравому смыслу, продолжает двигаться.

Сергей чувствует, как земля зашевелилась, начиная скользить под его руками и увлекая вниз, в сырое чрево могилы.

«Нет. Нет, нет, нет!» – закричал он, охваченный первобытным ужасом.

«Потом – ты», – ухмыляясь, хрипло шепчут обескровленные губы, и он с воплем летит прямо на зловонные кости…

Он закричал, широко открыв глаза и подавшись вперед. Ружье соскользнуло с колен и с грохотом упало на пол. И хотя ночной кошмар уже начал размываться, бесшумно рассыпаясь на осколки, подсознание все еще цеплялось за него.

Дождь закончился, и дремлющий дом окутала гнетущая тишина.

Тяжело дыша, Сергей наклонился, чтобы поднять ружье, и тут же замер, до крови закусив губу. Он был не один.

В прихожей кто-то стоял. Тусклый желтоватый свет выглянувшей из-за облаков луны высветил продолговатую фигуру, застывшую у шкафа-купе.

Пальцы Сергея медленно обхватили приклад, и он стремительно вскинул ружье. Указательный палец Малышева уже готов был нажать на спусковой крючок, выпуская из стволов заряд картечи, способный свалить лося, как черный силуэт качнулся, делая шаг вперед.

– Б…дь! – заорал Сергей вне себя от ярости, когда узнал человека.

«Артур, твою налево!»

– Какого лешего ты тут делаешь?! – зарычал он. – Я чуть не убил тебя, идиот!

Артур аккуратно отодвинул носком туфли капкан.

– Я не мог заснуть, – сказал он. – А потом я подумал, что нам лучше держаться вместе.

Сергей глубоко вздохнул, мысленно приказывая держать себя в руках. Хотя у него так и чесались руки вскочить с кресла и отлупить своего нескладного отпрыска.

– Я велел тебе сидеть дома, – хрипло сказал он, и Артур кивнул. Он сделал еще один шаг вперед. В его руках был зонтик, все еще влажный от недавнего ливня.

– Велел. А я вот пришел, – спокойно отозвался он, и Малышева неприятно кольнули странные нотки, проскользнувшие в голосе сына.

«Он больше не боится тебя, – прошептал внутренний голос. – Тогда, на рыбалке… когда царапнул тебя ножом…»

Малышев с трудом поднялся с кресла, чувствуя, как заныли отекшие конечности. Сколько он проспал?!

– Как ты вошел? – мрачно спросил он, прислонив ружье к стенке. Вытащив из кармана фонарик, он щелкнул кнопкой, и пронзительно-холодный луч осветил сына. На Артуре была темная куртка с накинутым капюшоном. Лицо ровное и безразличное, словно парень несколько часов подряд наблюдал за морским приливом.

– Я подумал, что ты решишь устроить засаду. Я посветил фонариком и увидел бутылки с капканами. Но ты забыл про окно в туалете, – сказал Артур. Раскрыв зонтик, он аккуратно поставил его на пол сушиться.

– Тебе нельзя тут оставаться, – продолжал настаивать Сергей. – Бери такси и езжай обратно.

– Ты не продержишься долго, если будешь сидеть сутками в засаде, – мягко произнес Артур. – Вечером кто-то подложил мне под дверь посылку, папа. Там были две дохлые крысы, связанные хвостами. Еще была картонка с нашей фамилией. Так что ты напрасно думаешь, будто квартира более безопасна, чем дом. Они знают, где я.

– Это правда? – после паузы спросил Сергей. Ему стало не по себе от собственного голоса, будто по толстой и надежной с виду доске побежали глубокие трещины.

Артур кивнул.

– Зачем мне врать? Крыс я выкинул, а бирку сохранил. Не знаю, поможет ли она тебе выйти на этого ублюдка.

Малышев открыл рот и тут же захлопнул его. Говорить с сыном не хотелось. Видеть его – тоже. Во рту стоял прогорклый вкус водки и тушенки, мелкие волокна мяса застряли в зубах. Он чувствовал громадную усталость, которая обволокла его затхло-прелым покрывалом вместе с головой.

Гнетущая пауза затягивалась, и он уже собирался сказать, что, если Артур боится возвращаться домой, он отвезет его в гостиницу силой, как тот его опередил:

– Папа… А ведь вы с мамой часто ссорились в последнее время.

Сергей вздрогнул, словно коснулся раскаленной плиты.