Дитя урагана

Перед самым отъездом из Лондона я на всякий случай зашла в редакцию «Бездельника»: уже несколько недель там лежал рассказ под названием «Диана с залива». К моему удивлению, редактор Роберт Барр объявил, что рассказ произвел на него глубокое впечатление, однако оказался для «Бездельника» слишком велик. Барр передал его редактору «Равноденствия» — экзотического журнала, выходившего два раза в год. По мнению Барра, Элистер Кроули должен был заинтересоваться этой поэтической фантазией, написанной в память о счастливых днях у залива Корнер — о времени, когда я впервые приехала работать гувернанткой в Южный Гиппсленд.

Таким образом, прощание с Лондоном оказалось довольно-таки обнадеживающим, особенно когда Элистер Кроули сообщил, что рассказ будет опубликован и я получу десять фунтов; к тому же Кроули похвалил меня за «ювелирную прозу». Позже я сочла рассказ этот весьма незрелым; удивительно, как кому-то пришло в голову его напечатать. Зато в те дни я была в восторге — ведь мне все же удалось напечататься перед отъездом на родину, значит, очко в мою пользу.

И я дала себе обещание: когда-нибудь я вернусь и снова померяюсь силами с Лондоном.

25

Пароходы французской морской почтовой линии регулярно совершали рейсы из Марселя в австралийские порты, и я подумала, что путешествие на одном из них будет весьма полезно для моего усовершенствования во французском языке. Так оно и получилось: около месяца мне пришлось говорить только по-французски.

Я оказалась единственной девушкой на борту, хотя среди пассажиров было несколько замужних дам, возвращавшихся с супругами в Индию и Новую Каледонию, так что мосье капитан и его офицеры относились ко мне как к несчастной одинокой девице, которая нуждается в их рыцарском внимании. Даже помощник капитана, немолодой уже толстяк самого прозаического вида, увивался вокруг меня, болтая на смеси южных наречий, которую я едва понимала.

Но когда в Бомбее я решила сойти на берег, все они были заняты высадкой пассажиров, разгрузкой судна и прочими делами, неизбежными в порту.

Один из пассажиров, инженер, ехавший с женой в Бомбей, предложил показать мне город. Но пришла телеграмма — обстоятельства вынуждали их торопиться на первый же поезд, уходящий в глубь страны. Они просили простить их за то, что они не могут взять меня в город, и умоляли не отправляться в рискованное путешествие одной. Сейчас в Бомбее заметно усилились антибританские настроения, говорили они, и молодой англичанке опасно бродить по городу.

«Австралиец» бросил якорь на рассвете далеко от берега, и меня вовсе не привлекала перспектива провести день на борту, пока судно будет грузиться углем, в то время как на берегу передо мной раскинулся восхитительный чужеземный город. И я села на катер, чтобы хоть краешком глаза увидеть великую и загадочную землю — Индию. Катер возвращался на судно в четыре часа дня. У меня не было страха перед «туземцами». Детство, прошедшее на Фиджи, внушило мне симпатию к темнокожим, научило понимать их чувства. Я твердо верила, что индийцы и буддисты, с религией и литературой которых я была немного знакома по «Махабхарате», «Свету Азии»[35] и поэзии Тагора, ничего плохого мне не сделают.

Прогуливаясь по широким и оживленным улицам европейской части Бомбея, я набрела на контору агентства Кука, и тут же меня осенила блестящая идея — нанять коляску и съездить к Башням Молчания, которые, как я слышала, находятся на окраине города.

Денег у меня в кошельке было немного, и я зашла в контору узнать, сколько может стоить такая поездка. Клерк назвал мне обычную цену и предупредил, чтобы я не вздумала заплатить вознице больше. Стоит только проявить щедрость, сказал он, тут же на вас набросится целая толпа нищих. Коляски стояли снаружи, у здания; я вскочила в одну из них и сказала вознице, величественного вида человеку в тюрбане, восседавшему на козлах, куда надо ехать.

В приподнятом настроении, наслаждаясь ездой в открытом экипаже по просторным, обсаженными деревьями улицам, я разглядывала белые особняки, затененные пальмами, джакарандами и коралловыми деревьями, сады, где пышно алели и золотились канны, стояли в розовом цвету кусты гибискуса и франгипаны осыпали землю своими душистыми лепестками.

Но вместо того чтобы выехать из города, мы почему-то довольно скоро очутились в тесноте туземных кварталов. Толпа индийцев была столь же пышно расцвечена красками, как и сады. Женщины в сари — пурпурных, красных, зеленых, шафранных и светло-вишневых — заполняли улицу. Теснившиеся одна к другой мастерские, в которых работали ремесленники, продовольственные и фруктовые ларьки, где были выставлены напоказ товары, складывались в огромную живую мозаику. Меня так и подмывало сойти и побродить пешком по улице. И только крики и резкие запахи, стоявшие в жарком утреннем воздухе, удержали меня.