Дюна. В Королевстве. Четвертая Книга

Пока марафонцы радовались очередной победе, я усмиряла бешенно колотившееся сердце и незаметно улыбалась, благодаря моего короля за этот подарок. Конечно это было совпадением, но мне хотелось верить, что таким образом он меня поощрял за то, что я оторвалась от шведов.

— Пятый чаккер наш! — провозгласила Петра, а я чуть не залилась краской, чувствуя возбуждение.

“Ох, и оторвусь я, когда встречусь с королем…” — я сдержала порыв улыбнуться, но, бросив взгляд на королевский шатер, замерла.

Элеонор, мило улыбнувшись Алексе, оставила ее на свою сестру и племянницу, а сама направилась к королю Улафу. Не нужно было быть психологом, чтобы увидеть ее сдержанную решимость и почувствовать ее скрытый гнев, направленный на меня.

Наблюдая, как она неформально, по-соседски общается с королем Улафом, я затаила дыхание. Генри, уже спешившись, направился в шатер игроков и никак не отреагировал — но он мог держать эмоции под контролем, и отсутствие реакции еще ничего не значило. Свое недовольство ранее он проявлял намеренно. Я же, внешне оставаясь спокойной, чувствововала, как по спине пробегает озноб. Несмотря на то, что я контролировала эмоции, Элеонор все-таки увидела в этом забитом голе нашу с Генри связь и не сдержалась. Весь матч она наблюдала за моими успехами в интеграции в бельгийское королевство, и этот гол стал последней каплей. Королева-мать настолько хотела избавиться от меня, что пошла в наступление, не дожидаясь конца матча, не прячась, у меня и у Генри на глазах. В ее стремлении вычеркнуть меня из своего королевства и из жизни сына я видела два варианта — либо у нее был какой-то козырь, чтобы уничтожить меня, и сейчас она планировала объявить шах и мат, либо попытается разыграть гамбит. Пожертвует фигуру ради достижения стратегического преимущества.

Глава 50.

— Злата, ты идешь с нами на поле утаптывать дерн? — послышался голос студентки, и я, выныривая из размышлений бодро улыбнулась.

Ни в коем случае нельзя было показывать тревогу или волнение, и я была рада, что владею навыками актерского мастерства.

— Перед последним чаккером? Это святое! Мы должны подготовить поле для победы, — бодро ответила я и, посмотрев на банковского служащего, добавила: — Каждый для своей команды.

Уже через минуту мы веселой компанией сглаживали зеленое покрывало из травы, шутили, громко смеялись, помогали друг другу не упасть, подставляя дружеское плечо, и я старалась не смотреть в сторону королевских шатров.

У меня не было цели еще сильнее злить Элеонор, но забиваться в угол и прятаться в мои планы не входило. Я вела себя правильно и продолжала интеграцию в королевство, независимо от того, какую игру вела мать Генри.

Прозвучал позывной на последний чаккер, и мы, довольные и пахнущие зеленью травы, засобирались к себе. Прежде чем уйти, я подала руку Петре, которой было неудобно стряхивать прилипшую траву с босоножек, и бросила взгляд на шатры. Элеонор уже ушла к себе, а король Улаф тем временем подозвал своих внуков, и сейчас они о чем-то разговаривали.

Сложно было разобрать тон беседы — с таким выражением лица он мог как и расспрашивать обо мне, так и отчитывать их за вождение дружбы с неблагонадежными людьми.

У ограждения же стояла Роми и, несмотря на то, что сейчас она разговаривала с братом, она бросала на меня сердитый взгляд. Опять же, непонятно, чем он был вызван. То ли она была недовольна тем, что я все же улизнула к марафонцам, то ли узнала обо мне информацию, приправленную горьким соусом от Элеонор.

Можно было предположить, что Генри бы не позволил просочиться ненужной информации, но я не хотела настраиваться на позитивный исход — я должна была быть готова к любому повороту. Даже самому нехорошему.

“Ладно, Дюнина, где наша не пропадала…” — тихо проговорила я, и мы направились на свои места за сеткой.

На поле вновь появились обе команды, а я была рада возможности вновь припасть к биноклю, чтобы рассмотреть лицо Генри. Мой король был полностью погружен в игру, но я была уверена, что от него не ушла вылазка Элеонор в скандинавский стан.

Прозвучал сигнал к старту и последнее сражение началось. И вновь я отбросила все лишнее. Вновь я сжимала бинокль и внимательно следила за игрой. Казалось, люксембуржцы оставили силы на последний поединок и старались перехватить преимущество, как это было в четвертом чаккере.

Учитывая, что в поло счет велся сквозной, и сейчас шел ровно, с небольшим преимуществом бельгийцев, я волновалась, опасаясь, что Люксембург возьмет свое.

Сам Генри был собран, и я бы не сказала, что поступок его матери как-то повлиял на его поведение на поле — он, как и прежде, был сосредоточен, жестко ориентировал свое войско на победу и не щадил ни себя, ни своего пони, ни своих людей.

Собственно, его пони Экстрим, будто перенимая настроение, играл не под всадником, а вместе с ним. Он чутко откликался на любое движение Генри, и можно было с уверенностью сказать, что они играли в тандеме.