Дюна. В Королевстве. Четвертая Книга

— Вам не стоит беспокоиться. Я проинформирована о вашей деятельности в благотворительном центре. График занятий составлен с учетом этого факта.

Я благодарно улыбнулась, но не расслаблялась. И от учителя нидерландского языка, представлявшего собой мужчину лет пятидесяти, и от Симоны, и от остального обслуживающего персонала веяло отстраненностью, которая не была связана с вежливостью и этикетом. Для всех окружающих я была чужачкой и выскочкой, которая вклинилась своим появлением в волю семьи, желавшей Генри совсем другую партию. Никто бы не поверил, скажи я им, что изначально это была воля Генри, а вовсе не моя.

Собственно, я тоже долго размышляла над тем, почему выбор Генри пал именно на меня, и после нашей с ним ночи мне казалось, уже начинала понимать. Бросая взгляд на Эмму, я пыталась определить, друг она мне или враг, но мне было сложно судить об этом, учитывая, что знала я ее всего ничего.

— Если мы будем изучать архитектуру и историю Бельгии, можно начать с этого поместья? — мой вопрос был задан не из праздного любопытства и не из желания угодить. Я должна была ориентироваться на территории, где меня поселили, и где было мое место работы.

— Пожалуй, можно сделать небольшое отступление, — кивнула баронесса и быстро заговорила: — Замок был построен задолго до того, как Бельгия стала самостоятельным королевством и имеет богатую историю. Поместье видело французскую революцию, было передано объединенному королевству Нидерландов, а спустя время пережило и бельгийскую революцию.

— И тут всегда жили короли? — поинтересовалась я.

— Не всегда. Король Филипп предпочитал другое поместье, которое являлось собственностью Бельгийского государства и не входило в Королевский траст.

— А это поместье входит в королевский траст… — я не спрашивала, а утверждала.

Я не могла представить Генри, предпочитающего жить в не принадлежащей ему собственности.

— Да, — подтвердила баронесса. — Его величество Генрих переехал сюда в январе, предварительно расширив его на треть, и сделал своей рабочей резиденцией.

— Насколько я могу судить, поместье очень большое…

— Так и есть. Оно больше, чем муниципалитеты Кукельберг и Сен-Жосс вместе взятые.

— Не заблудиться бы… — улыбнулась я и решила попросить Генри прислать мне карту поместья.

— Резиденция делится на несколько жилых и рабочих зон, но сегодня мы не будем углубляться в топографию, — моя наставница определенно не хотела отклоняться от учебного плана и продолжила: — Рассмотрим, что представляла собой Бельгия в эпоху феодализма. После распада Франкского государства в IX–XII на территории Бельгии протекал процесс формирования феодальных государственных образований…

Лекция продолжилась, мы нырнули в события бельгийской революции, когда я услышала знакомое имя.

— Генрих Дерзкий был осуждаем католической церковью, и считался масоном.

Ещё вчера, едва вернувшись от Генри, я постаралась найти в интернете всю информацию, касающуюся его предка.

К моей радости сведения я нашла быстро. Генрих Дерзкий был не только бесстрашным воином и талантливым реформатором, но и достаточно жестоким человеком. Его жена была из королевского французского рода, у них было трое детей, но это, пожалуй, все, что я смогла узнать из официальных источников.

— Он был недоволен слишком маленькой ролью в решении политических вопросов, — между тем продолжала баронесса. — Поэтому стремился расширить королевскую власть в тех областях, в которых конституция не определяла или плохо прописывала права короля.

Например, он добился того, чтобы министры перед принятием важного решения докладывали об этом королю, и, будучи тонким политиком, часто влиял на их решения. Эта традиция докладов осталась по сей день. Его можно считать тем монархом, кто укрепил влияние королевской власти в Бельгии.

Чувствуя, что Эмма сейчас перескочит на другого представителя королевского рода, я вновь решила вклиниться в учебный план.

— Я читала, что Генрих старался укрепить бельгийскую армию, и его считали отличным политиком и реформатором…

— Верно, — баронесса бросила на меня внимательный взгляд, и мне казалось, она понимала мой интерес к этой исторической личности. Не одна я улавливала сходство, не только внешнее, но и поведенческое, между двумя Генрихами. — Он дослужился до генерала, увеличил число армии вдвое и, несмотря на долг, полученный Бельгией вместе с независимостью, в стране успешно развивалась промышленность и экономика.

— Почему его назвали Дерзким? — поинтересовалась я.

— Потому что он был не только бесстрашным воином, но и часто скрыто лавировал в законодательстве, чтобы добиться своего любой ценой. Иными словами, непочтительным по отношению к закону и обществу.

Я была уверена, что Эмма может рассказать мне гораздо больше, чем официальные источники, и решила задать еще один вопрос, учитывая, что она шла на диалог — то ли потому, что хотела увидеть мою реакцию на подобную характеристику, то ли потому, что проверяла меня.

— А почему жестоким?

— Потому, что предпочитал убивать своих врагов и не давал им второго шанса. Будь то военная арена или политическая.