Это решение Пол принял там, перед лицом матери, во время этой драмы. Ни в каком из вариантов будущего не видел он, что Гарни Холлек вдруг станет опасен. Будущее бурлящим серым облаком опутывало его, призрачный мир шествовал к бурной развязке.
«Я должен увидеть все, что скрывается за пеленой», — подумал он.
Тело его постепенно вырабатывало невосприимчивость к специи, и провидческие видения посещали его все реже и реже… становясь при этом все смутнее. Решение было очевидным.
«Придется утопить делателя. И проверим, не в самом ли деле я — Квизац Хадерач, мужчина, которому по силам выдержать испытание, что проходит каждая Преподобная Мать».
***
И случилось в третий год пустынной войны, что лежал Муад'Диб в глубинах Птичьей пещеры, в каменной келье под покрывалами кисва. Словно мертвый лежал он, поглотило его откровение, даруемое Водой Жизни, ядом, что дает жизнь, что унес Муад'Диба за пределы времен. Так стало правдой пророчество. Гласило оно: «Лисан-аль-Гаиб может быть сразу и жив и мертв».
Чени поднималась по пескам в предрассветной мгле к скалам, вдали затихал шум удалявшегося топтера, что принес ее с юга в котловину Хаббанья, а теперь упорхнул куда-то к дальнему укрытию. Вокруг нее, чуть поодаль, держалась охрана. Воины внимательно оглядывали скалы, выискивая опасность, и… она поняла это… давали ей, женщине Муад'Диба, матери его первенца, то, в чем она больше всего и нуждалась, — возможность побыть одной.
«Зачем он вдруг вызвал меня? — спрашивала она себя. — Ведь он только что велел мне оставаться на юге с маленьким Лето и Алией».
Подобрав одеяние, она легко вспрыгнула на скальный барьер, на ведущую вверх тропку, которую могли заметить лишь глаза живущих в пустыне. Под ногами шуршала галька, Чени легко перепархивала по неровной поверхности, ступая с привычной ловкостью.
Трудный подъем утомлял, напряжение сил прогоняло страх, который заронили в ее сердце молчание и отстраненность эскорта, и… ведь за ней прислали драгоценный для них топтер. В душе ее что-то подрагивало в предвкушении встречи с Пол-Муад'Дибом, ее Усулом! Пусть воинским кличем разносилось над всей пустыней: «Муад'Диб! Муад'Диб!» — она знала другого, его и звали иначе, нежного любовника, отца ее сына.
Сверху на скалах показалась фигура рослого мужчины, он махнул рукой, призывая поторопиться. Она ускорила шаг. Вокруг уже посвистывали дневные птицы, взмывали в небо. На востоке ширилась узкая ленточка света.
Фигура на скалах… человек этот был не из ее эскорта. Должно быть, Отейм, решила она, подметив движения и манеру держаться. Подойдя поближе, она разглядела широкое плоское лицо лейтенанта фидайкинов, капюшон его был откинут, фильтр свободно прикрывал лицо, как делают лишь ненадолго выходя в пустыню.
— Поспеши, — прошипел он, и тайной расщелиной они направились к замаскированному входу в пещеру. — Скоро рассветет, — прошептал он, открывая перед ней клапан входа, — Харконнены с отчаяния принялись патрулировать эти края. Сейчас нам нельзя рисковать.
Через узкий боковой вход они вступили в пещеру Птиц. Засветились шары. Отейм скользнул вперед, промолвил:
— Иди за мной. Живее.
Они торопились вниз: длинный коридор, еще одна дверь с клапаном, вновь коридор… за занавески, в комнату, что была альковом сайидины в те дни, когда эта пещера использовалась лишь для дневок, для отдыха. Теперь ее пол устилали ковры, на коврах — подушки; стенки занавешены шерстяными тканями с красным ястребом. Низкий полевой стол сбоку сплошь завален бумагами, исходящий от них аромат корицы выдавал место изготовления.
Прямо напротив входа сидела Преподобная Мать, совершенно одна. Она подняла голову, ушедший в себя взор повергал в трепет непосвященных.
Отейм сложил перед собой ладони и произнес:
— Я привез Чени. — Поклонившись, он вышел. «Как я скажу это Чени?» — подумала Джессика.
— Как мой внук? — спросила она.
«Вот и ритуальное приветствие, — подумала Чени, страх ее вернулся. — Где Муад'Диб? Почему он не вышел поздороваться?»
— Здоров и счастлив, о моя мать, — отвечала Чени, — я оставила их с Алией под опекой Харах.
«Моя мать, — подумала Джессика. — Да, она вправе приветствовать меня этими словами, ведь она родила мне внука».
— Я слыхала, из стойбища Коануа нам прислали в подарок ткани, — сказала Джессика.
— Красивые ткани, — отозвалась Чени.
— Алия просила мне что-нибудь передать?
— Нет. Но теперь стойбище успокаивается, люди примирились с нею, как с чудом.
«Что она тянет, — думала Чени, — раз за мною прислали топтер, значит, была срочная необходимость. Зачем тогда эта пустая вежливость?»
— Пусть из какого-нибудь куска сошьют одежду для маленького Лето.